Уроки французского. Повести и рассказы. Валентин Распутин

оторвалась от стенки, где она молча простояла всё это время, и выскользнула из комнаты. В неловком молчании Михаил буркнул:

      – Дались тебе эти простыни.

      – Здря ты, Люся, здря при ей говореть стала, – покачала головой старуха. – Она тут не виноватая. Она сколь раз ко мне вязалась. А мне всё неохота было шевелиться. И неохота, и боюсь.

      – Но ведь я ей ничего и не говорила.

      – Дак оно и не ей, а всё равно ей. Кому ишо? Она за мной ходит, не Михаил.

      Варвара вздохнула:

      – Ой-ёй-ёшеньки! Прямо не знаю, чё и сказать.

      – Не знаешь – молчи, – хмыкнул Илья. – Гляди, беда какая!

      – А я тебе ничё и не говорю.

      – Я тебе тоже.

      Чтобы замять неприятный разговор, старуха спросила:

      – Я тут покуль без памяти была, Мирониха не приходила поглядеть на меня?

      – Нет как будто, – ответил Михаил.

      – Прибежит. Как услышит, что я оклемалась, прибежит, расскажет мне чё-нить. Не знаю, как бы я без её век свой доживала. А с ей поговорю, и веселей. Прибежит, это она прибежит, – кивала старуха. – Скажет: «Тебя, девка, пошто смерть-то не берёт?» Как была насмешница, так и осталась. Погляди, сени у ей полые, нет? Тут в окошко видать.

      Варвара поднялась, навалилась на подоконник.

      – Нет, вроде на заложке.

      – Убежала куда-нить. На месте-то никак и не сидится, всё бы бегала. А пускай побегает, покуль ноги носят. Ишо належится. Я бы сичас за ей тоже побежала, дак куды… отбегалась.

      – Мать, – перебил старуху Илья, подмигивая Михаилу. – Мать, ты не будешь возражать, если мы с Михаилом за твоё выздоровление немножко выпьем?

      – Ну, мужики, ну, мужики, – встрепенулась Варвара. – Вы без этого прямо жить не можете.

      – Не можем – ага, – согласился Илья, широко улыбаясь.

      – Да пейте, когда уж вам так охота, – позволила старуха. – Только чтоб не здесь, не возле меня. Мне его на дух не надо.

      – Это – пожалуйста, мы может и уйти. Мы ведь, мать, за тебя. Чтобы ты больше не хворала – ага.

      – Да пейте хошь за нечистую силу. Ей это боле поглянется.

      – Ну, ты тоже скажешь: за нечистую силу…

      – За её и есть. И чё оне в ём находят, какую сласть? Да меня озолоти, я в рот не возьму. А оне ишо и деньги на его переводят. Ну? Будто когда бы я сказала: не пейте, то вы бы и послушались… Куды там. Раз уж надумали, пейте, только чтоб не сильно допьяна. Тебя я выпимши не знаю, какой ты есть, а Михаил у нас ой нехороший. Эта бедная Надя от его, от пьяного, рада не знай куды убежать.

      Повеселевший Михаил без обиды отговорился:

      – Ты, мать, всех собак теперь на меня навесишь.

      – А я никогда ничё здря не говорю.

      – Да нет, мать, мы немножко. Только так, для аппетита.

      – На Надю я пожалиться не могу, – продолжала старуха, когда мужики ушли. Она смотрела на Люсю, будто говорила ей одной. – От он мне сын родной, а она невестка, а я никому не скажу, что она мне чё плохое сделала. За мной ходить тоже ить терпение надо иметь. Она ни одного разу на