Все рассказы. Павел Крусанов

девка рядилась в кружевное исподнее, – говорила кухарка. – И то правда – у ней хватало родственников, кому хвастать!

      Уши и щёки барчонка вмиг обварились до багрянца, белели только два рубца на пунцовой мочке, – он шагу не мог ступить дальше двери, прислонился к косяку и пялил свои целковые.

      Им налили штрафные. Лёва Трубников треснул свою рюмку за столом, а барчонку сама Катерина поднесла к двери: этот, говорит, что ли, мой нежный воздыхатель? выпей, сладенький, а то, гляди, совсем зарделся! Но он рюмки не взял – только пыжился, ворочал глазами да хватался рукой за грудь. А Лёва треснул ещё, закусил прямо из салатницы и говорит: не теряйся, она у нас добрая – проси, чего надо, получишь вдвое! Барчонок на него так и зыркнул – только теперь, небось, начал понимать, что его дурачат. А Лёва опять: смотрите, как ему наша Катька по нраву, он её сейчас до печёнки проглядит! – и давай ржать, следом – все, только барчонок и слова не сказал, до того его хватил столбняк.

      Всё же его усадили за стол и вставили в пальцы рюмку. Вид у него был такой, что, казалось, будь на полу ковёр или какая-нибудь щель в обоях, так он бы туда с радостью влез, лишь бы укрыться с глаз долой.

      – А представьте-ка, что творилось у него в голове!

      Веселье покатилось дальше: пили и снова наливали, хохотали, тискали девок, – потом Катерина уселась барчонку на колени и давай пихать ему в открытый рот солёный груздь в сметане. Хохочет, как тот пялится и рта закрыть не может, хоть сметана уже течёт с подбородка. А один молодец подскочил к Лёве с какой-то бумажкой и говорит: глянь, Катьке новую поэзию подкинули, почище прежних! Лёва взял бумажку и стал читать:

      Порой иду вдоль улиц шумных

      И вижу грязных мужиков,

      Торговок уличных, толпу у кабаков…

      Я так же беден, как они,

      Нищ духом с самого начала,

      Но мне живительные сны

      Душа больная прошептала:

      «С сестрой ты встретишься в пути.

      Прочь от соблазнов смерти липкой,

      Гнилой, с беззубою улыбкой

      Лишь с ней сумеешь ты уйти».

      Тебя я встретил. Ты – как луч!

      Ты – как смычок для музыканта,

      Как вдохновительница Данта,

      Как солнца лик в болоте туч!

      Ты так чиста!.. Твои уста,

      Увы, не встретятся с моими.

      Лишь в полночь дорогое имя

      Произнесут мои уста.

      Твой взор создал жестокий рок

      Не для моей кривой личины.

      Пишу тебе… Так из пучины

      Болотный светит огонёк!

      Лёва читал погогатывая. Как кончил, барчонок совсем с лица спал, а эта бесстыдница закатила ангельские глазки и говорит: кто, мол, в городе такой дурачок? всё записки подкидывает, явился бы сам, уж я б ему уста высахарила! А Лёва сказал: бумага-то, гляди – голубая муаре, и почерк как по линейке, небось, твой огонёк болотный по чистописанию отличник!

      Тут барчонка столбняк отпустил, и он пулей сорвался с места – вылетел