Работа Ангела. Гала Гарда

общей своей массе москвичи настолько сроднились с происходящим, что выработалась определенная культура поведения, которая имела в своей сути отчаяние, смешанное со смирением.

      Я лениво слушала Веркин трёп.

      – Ну вот, я и говорю ему: «Это же лучшее место для моей галереи! Да, не центр, ну зато там площадка для вертолётов есть! В центр на вертушке не всем позволено, а здесь – пожалуйста! А места сколько! А как стильно! Фабрика – просто прелесть! Бетон! Стекло! Там такое сделаешь! УУУ!» – плотоядно облизнула Ника, она же Вера, пухлые губы.

      Я посмотрела на неё и проявила вежливую заинтересованность:

      – Вер, а что ты ещё сделаешь, кроме галереи? Я уверена, что ты обязательно придумаешь что-то особенное. Ведь сейчас все, кому не лень, свои картинные и фотовыставки делают. Знатоков искусства у нас как собак нерезаных…

      – Кооонечно! – жеманно протянула Вера. – Я всё уже продумала, – и, бросив на меня быстрый и раздражённый взгляд, прошипела: – Сколько раз просила – не называй меня Верой! Я – Ника! Ника Нарышкина!

      Я вздрогнула от контраста: за столько лет никак я не могла привыкнуть к Вериным переходам от тона капризной, растягивающей гласные и «акающей» жеманной московской девицы к стальному, обрывистому, с региональной твёрдостью согласных её родному голосу.

      – У меня эксклюзив. Эротические картины великих современников с налетом лёгкого порно. Я же эксперт в развлечениях для взрослых, – подмигнула Ника. – Кто ещё лучше меня знает, что хотят люди с большими деньгами и голодные девочки-мальчики. Порок объединяет. Да и в будущее надо трезво смотреть. Сейчас эти мартышки, что с пилона слезли, жён старых подвинули, детей срочно плодят, маленьких ублюдков, парашют их. А потом что?

      – Что? – вежливо поддержала я монолог подруги.

      – Потом, дорогая, лучше бы учила Маркса: бляди всех мастей, объединяйтесь! Потом надо укреплять пороки. Закрытые клубы. Люди – стадо. Надо держаться своих. Посмотри: один берег для летнего отдыха, одни склоны для лыж. Страшно выйти из тусовки. Закрытый БДСМ-клуб – место силы.

      Я, давно зная свою подругу как девушку, не обремененную моральными принципами, догадывалась, что в проекте Ники заключена не только эстетическая концепция. Ника в светской тусовке – человек опытный. Я и не сомневалась, что под вывеской художественной галереи и эротического шоу может скрываться банальный публичный дом. Стоп, конечно, не банальный. У Ники, обладающей безупречным вкусом и абсолютным нюхом на всё самое остромодное и нужное, возник проект совершенно «особенного заведения».

      – А потом!!! – воскликнула Ника, словно ей только что пришла идея. – Потом я сделаю интеллектуальный закрытый клуб!

      Я подскочила на сиденье:

      – Как?! Как клуб для извращенцев может перерасти в закрытый клуб интеллектуалов, Ника?!

      – Мышка, – улыбнулась самодовольно Ника, – очень просто, Ватсон. Предсказываю: мартышки с шестов слезли, попками покрутили, обезьянок родили. Что дальше?

      – Ник, прости, а почему обезьянок?

      – А кого можно родить от крокодилов? – удивилась Ника.

      – Логично, – пожала я плечами. Веркин цинизм меня уже не удивлял.

      – Так вот… – задумчиво продолжала Ника. – Мамочки своих деток в Англии-Швейцарии отсылают, как все. А сами начинают навёрстывать упущенное.

      – Что же, ты считаешь, они упустили?

      – Как что? – удивлённо оглянулась на меня Ника, – образование. Надо же тянуться за элитой. Той самой, что выросла в домах на Тверской и с дипломами МГИМО. Так лет через пятнадцать все забудут, что мартышки были мартышками. Они же хорошо обучаются. С дипломами вечерних курсов или даже лондонских платных школ. Здесь и начнут открываться интеллектуальные клубы. А для деток своих подросших – балы.

      – Господи, Ника! Ну у тебя и фантазия! Ты скажи, что они лет через двадцать начнут графинями и князьями называть друг друга?!

      – Начнут. Начнут, – улыбнулась Ника, – я уверена. Я просто знаю, как будет. Обожаю предвидеть, рассчитывать и ждать… Так интересно жить на этом свете, когда знаешь человеческие пороки и играешь ими, как марионетками! – засмеялась она. – Играй в Го , дорогуша! Твой свёкор меня научил, полезная вещь, знаешь ли.

      Волна брезгливого осуждения предательски прошлась по позвоночнику, и я, в который уже раз, ругала себя за то, что согласилась ехать смотреть заброшенную фабрику, которая с лёгкой руки моей подруги и поддержки ее старых влиятельных друзей грозилась стать самым модным и вожделенным местом «лучших представителей современной России», как с иронией называла своё окружение Ника Нарышкина, урождённая Верка Сушкина.

      – Всё! Больше не могу! – закатила глаза Ника. – Ведь хотела скромненько, ближе к народу, наконец. Но не могу… Время жалко. Всё, простите, люди добрые, но я воспользуюсь властью, данной мне папочкой и попочкой, – подмигнула она мне и полезла рукой за сиденье.

      Ника достала синюю милицейскую мигалку, открыла окно своей огромной машины, прилепила на крышу «ведёрко». Из соседней «Рено» на Нику удивленно смотрел уставший