Половина солнца. Ад Вороновский

его посторонним. Да и пространство наше разделялось занавесью – очень удобно.

      Я проскользнул в общую комнату вслед за ним и закрыл дверь. Хмыкнул, снова вспомнив о том, как Олеан, проклиная весь лицей, повесил на ней табличку «ВАЛИ ПРОЧЬ». Он очень не любил незваных гостей, да и званых тоже.

      Открыв окно, он впустил холод с улицы и слегка дрожащими руками достал сигареты и зажигалку из кармана лежавшей на кровати толстовки. Он надел её, чтобы не продрогнуть, затем закурил сигарету. Выдохнув дым, Олеан уставился на море, расстилавшееся внизу под нашими окнами напоминанием о заточении и отдалённости от остального мира.

      Он снова горько улыбнулся, скорее всего, по привычке.

      – Нам никогда не сбежать отсюда, да? – Он затянулся и, сжав сигарету одними зубами, выдохнул дым через нос, убрав руки в карманы толстовки.

      Я кивнул. А потом сказал вслух, понимая, что взгляд от моря он не отводил:

      – Да. Но ещё не всё потеряно. – Я хотел продолжить, но Олеан меня перебил.

      Он достал сигарету, выдохнул носом и процедил сквозь зубы:

      – Заткнись. Не говори этих… типичных фразочек. И не отвечай на мои вопросы.

      Я сел на его кровать, внимательно следя за движениями соседа.

      – Но разве ты не задаёшь вопросы, чтобы получить на них ответы?

      Ла Бэйл смахнул пепел прямо в море.

      – Я задаю вопросы, чтобы потом послать тебя на хер.

      Я лишь махнул на него рукой, встал и направился к себе, гадая, сколько сигарет он выкурит за сегодняшний вечер.

      – Мне надо сделать экономику. А тебе написать эссе, – подсказал я ему, припомнив старое задание учителя. – Лучше сделай это до ужина.

      Олеан не ответил. Обычно он молчал, если был действительно очень сильно раздражён. Странно, опять эти его резкие смены настроения. Разрушают и меняют всё за одно мгновение.

      Я повторил своё напутствие, и Олеан обернулся ко мне, сверля серыми, как туман, глазами. Кажется, про туман я думаю за сегодняшний день не впервые…

      – Потом сделаю, – он улыбнулся. Криво так. – А пока что мне не хочется этим заниматься.

      Я почувствовал холод и кивнул, так как по правде мне было наплевать на Олеана и его домашку, а его улыбка говорила о том, что мне не стоит лезть в чужие дела. Просто я считал необходимым хотя бы напомнить. У этого живого трупа были проблемы с памятью. Особенно с памятью о том, что ему не нужно.

      Он снова взял сигарету зубами, выдыхая дым носом. Тихий шум волн, ударяющихся о скалы, успокаивал и грел душу своей ощутимой нежностью.

      Впрочем, душу грел и джемпер, который я собирался надеть. В комнате теперь стало действительно холодно. Задернув штору, я достал кофту и накинул её, а затем сел за свой небольшой стол и открыл учебник.

      Олеан смотрел на задвинутые занавеси, думая о том, как он ненавидит меня. Но, разумеется, я этого не видел. И не знал.

      II

      Я слышу, как стонет море. Холодно от сего

Белый Ворон

      Как же сильно я ненавидел Коэлло Хэллебора. Ах да. Он просил называть себя Коулом.

      С