Прививка от бешенства. Валентина Андреева

холодильника раздалась приятная мелодия. Мы с Наташкой недоуменно переглянулись.

      – Ты сменила музыку звонка? – спросила я, начиная успокаиваться благодаря последнему доводу подруги.

      – Нет, это ты сменила музыку…

      Вскочили мы одновременно и одновременно же заорали:

      – Растяпа!

      – Аннушка забыла у нас свой мобильник.

      Не раздумывая, Наташка схватила телефон ветеринарши и сморщилась:

      – Это не звонок. Это сообщение.

      – Какая разница? Возможно, кто-то хочет уточнить время визита Анны или просто сделать заявку. Ответь, что в настоящий момент это невозможно. Пусть звонят по домашнему номеру.

      – Но я не знаю ее домашнего…

      – Заодно и поинтересуешься.

      – Ты предлагаешь мне влезть в чужую переписку?

      Наташка укоризненно покачала головой и, не дожидаясь, когда я взвалю на себя всю тяжесть вины за ее действия, влезла в раздел сообщений. Читала вслух. Медленно, по слогам и бесстрастно. Но с выражением полного непонимания на лице, по мере прочтения плавно перетекающего в ужас. И этот контраст между техникой прочтения и мимикой пугал не меньше, чем содержание сообщения.

      Не веря своим ушам, я отняла у подруги мобильник, бегло просмотрела текст и поняла, что моя рыбеха попала не на ту удочку. Со всей очевидностью большая неприятность грозила именно Анне: «Хорошо выглядишь перед смертью. На похороны не напрашиваюсь. Простимся в процессе твоей агонии».

      – Что это?! – спросила у меня Наташка почему-то шепотом. – Это нам? – Она мельком взглянула на себя в стеклянную дверцу настенного шкафа. – Наверное – тебе. Ты сегодня хорошо выглядишь, лучше меня… Знаешь, положи этот телетайп обратно. – И вдруг заорала: – Какая же тварь тут развлекается! Да если с наших голов хоть один волос упадет!

      – Лысыми мы не останемся, – машинально продолжила я. – И «тварь» тебя не слышит, а «это» не нам. Скорее Анне. Надо ее предупредить, наверняка какой-то клиент взбесился.

      – Мне бы не хотелось заранее знать о времени своей смерти. Может, ей тоже не хочется?

      – Дай мне ручку! Или карандаш – записать номер телефона этого бешеного. Вдруг мобильник вырубится.

      – Сейчас! – Наташка, хорошо соображая, рванулась на выход: – Мигом! Еще и блокнот принесу.

      Очевидно, я в этот момент соображала гораздо хуже, поскольку одобрила ее действия кивком головы, тут же взяла рекламный листок стоматологической фирмы, прозябавший вместе с ручкой на холодильнике, и переписала в него телефон абонента.

      Момент возвращения подруги я отметила постольку, поскольку она пролетела не ко мне на кухню, а в холл, ругая на лету телефонного киллера и лохматую персиянку, путающуюся в ногах. Кошка ответила агрессивным шипением. Наташка, успокоенная уже тем, что не упала, обозвала ее мохеровой дурой и с раздражением проорала, что ручка сломалась, а блокнот она оставила у меня еще с вечера. Когда диктовала рецепт французского пирога из слоеного теста. Препираться не хотелось. Точнее, было некогда. Я беспардонно