Та сторона, где ветер. Владислав Крапивин

язык, а немецкий. Или даже французский. В некоторых школах, говорят, даже испанский изучают. Испанский – вот это да!

      Но не стал Генка говорить Ивану Сергеевичу обо всех этих вещах. Зачем? Он переступил с ноги на ногу и полувопросительно сказал:

      – Пойду я…

      – Ну, шагай. Ждут уж они.

      Генка вышел на крыльцо и увидел, что его друзья даже думать забыли про змея. Брошенный лист бумаги трепыхался на ветру. Он улетел бы, пожалуй, но один угол его был прижат бутылкой с клеем.

      А Илька и Владик веселились вовсю!

      Глухо стонала опрокинутая бочка, содрогалась и скрипела переброшенная через нее доска, но жалобы их были не слышны, потому что на весь двор хохотали двое отчаянных мальчишек. Еще недавно доска была частью тротуара, а бочка стояла под водосточной трубой. Но теперь это были качели. Илька на одном конце доски, Владька – на другом. Вверх, вниз! «Бедная Владькина тетка», – подумал Генка.

      У Владика растрепались волосы. Он качался, не держась за доску, и сквозь смех что-то кричал Ильке. Но тот не слышал. Конец доски у Ильки был длиннее и поднимал своего легкого седока почти на два метра. Илька смешно, по-лягушачьи, растопыривал исцарапанные ноги, взвизгивал от восторга и радостно вопил на весь двор:

      – Во, Владька!.. Я до неба!.. Всю землю видать!.. Даже за забором!.. – Он крутил головой на тонкой шее и был похож на клетчатую бабочку, потому что рубашка взлетала над плечами, как пестрые крылья. – Во, как с крыши!.. Все видать!..

      Генка сдавленно крикнул:

      – Илька! – И шепотом добавил: – Болван!

      Но Илька слышал лишь свои радостные крики.

      Зато Владик услыхал Генку. Он повернул смеющееся лицо и, взлетая над землей, закричал:

      – Эй, Генка! Хочешь с нами?!

      Сам он сидел на доске, заложив руки за спину, и был похож на маленького черного наездника, усмирившего дикую лошадь.