Мёд жизни. Лидия Сычева

советского народа, воспитанного на заповеди «Не укради».

      Как бы ни было плохо сейчас Горелову – выброшенному из социума безработному, но он вдруг понял, что его беда – пустяки по сравнению с тем, что могло бы быть; то же чувство, наверное, испытывает больной язвой желудка, навещая знакомого в сумасшедшем доме.

      От этих мирных, честных, бедных людей будто исходила невидимая опасность, «радиация». Но какая? И в чём она? И уж, конечно, это была не угроза буржуазии, «эксплуататорским классам». (Смешно!) Или это не опасность, а чувство больного и умирающего мира? Агония былого величия?..

      Здесь, среди «ретро-населения», тронутого тленом и увяданием, Горелов испытывал неловкость и чувство стыда: он боялся старости и старался не думать о будущем.

      День был неприглядным даже для московского хмурого климата – мерзкий ветерок, серая стынь, редкая крупа вместо снега. Горелов застегнул «молнию» до подбородка, набросил капюшон «Аляски» на голову и двинулся по площади – чтобы не замёрзнуть.

      На каменных плитах ограждения активисты разложили оппозиционные газеты с мелким шрифтом, отчего страницы казались тёмными, грязными; тут же рвали глаз яркие партийные брошюры с оптимистическими портретами вождя, стопками высились пожелтевшие издания доперестроечной эры.

      Горелов остановился возле маленького, шмыгающего носом мужичка в заношенной шапке – черный искусственный мех свалялся в грязные сосульки. У продавца был богатый развал букинистики, настоящий пир библиофила! Из любви к приколам Горелов чуть было не купил у мужичка красочный альбом Сергея Михалкова «О Ленине» (издательство «Детская литература»). С каким тщанием были выписаны лица румяных пионеров в алых галстуках, ласковая улыбка Ильича, подобная солнышку, чудесные проспекты счастливых городов с фонтанами!..

      «Как выгодно, оказывается, славить власть», – усмехнулся Горелов, вспомнив, что Михалковы и сегодня в чести – у новых правителей-капиталистов.

      Тем временем румяные пионеры (в прошлом), а ныне синюшные, больные пенсионеры кристаллизовались в угрюмую чёрную колонну, чтобы пройти праздничным маршем по улице Тверской к Кремлю.

      Горелов глянул на часы – уже пять вечера, вытащил из кармана мобильник – может, пропустил звонок?.. Нет, ничего не было – на экране телефона вспыхнула заставка – охотничий домик в Карелии. Значит, М. уже не придёт. Что ж, враньё – обычное дело для людей из власти. Горелов прислушался к себе: задело ли его чиновничье небрежение? Ну да, конечно. Но, с другой стороны, всё – к лучшему. Он М. ничем не обязан, если что…

      Горелов решил ещё потолкаться среди «идейных», посмотреть, чем кончится сборище.

      Возле памятника Пушкину роилась особенно большая, энергичная кучка народа. Любопытствуя, Горелов подошел ближе и увидел телевизионщиков с тяжелыми камерами, с длинными, на «удочках», лохматыми микрофонами, тонконогих девушек с планшетами, юрких фотографов, снующих в поисках выгодных ракурсов, радийцев, за которыми тянулись хвосты проводов.

      Журналисты