Где наша не пропадала. Сергей Кузнечихин

значит, пластается из последних сил, а старшие сидят за бутылочкой и в окно смотрят, словно экзамен принимают. На улице уже стемнело, но от фонарей под глазами освещения на арене вполне хватает, да и зрение у братцев наукой или тонкой работой не испорчено. Наблюдают, комментарии друг другу делают, два раза после удачных ударов младшенького по рюмахе опрокинули. На помощь идти не спешат. А то, что драку разнять не мешало бы, им, разумеется, и на трезвую голову не придумать. Экзамен прерывать нельзя. И судят со всей строгостью. Старший, он поблагодушнее, нет-нет да и похвалит, а Борис ни в какую, у него после Венгрии особый счет: если братишка нагулял силенку, это еще ничего не значит, потому как не сила в драке побеждает. И только после того как Юрка заехал локтем в челюсть вербованного и тот сначала на колени встал, а потом на бок завалился и больше не поднялся, оба экзаменатора единодушно оценили удар в пять баллов. Загорелись выпить по такому случаю, а бутылочка, увы, пустая.

      Водка кончилась быстрее, чем драка.

      И заскучали братцы. Смотрят друг на друга, думают об одном, а сказать стесняются… Потом, не сговариваясь, поснимали часы – и на поле боя, бегом, пока меньшой без них не управился.

      У Борьки выучка военная, силу на пустые замахи не тратит, два раза двинул – и два человека на четвереньки встали. А Юрка к этому времени совсем одурел, глаза потом залиты, лиц не различает – одни силуэты, да и привык уже в одиночку в окружении чужих, вмазал с разворота, и аккурат в ухо Славке. Тот и сообразить не успел, откуда прилетело, а Борька уже орет:

      – Падла, да я тебе, щенку, за старшего брата все кости переломаю! – И в челюсть, чтобы слова с делом не расходились.

      Славка, который с пьяных глаз так и не понял, кто его в ухо отоварил, увидел, что Борька Юрку бьет, и справедливости ради врезал среднему… Вербованные кто бегом, кто ползком – лишь бы подальше от шальных кулаков. А брат на брата пуще супостата, как в Гражданскую войну.

      Мамаша их спала уже и глуховата была, но даже она проснулась. Выбежала в одной рубахе – и в плач. Окати она их из ведра, вряд ли бы разлила, а вот слезами… От материнских слез даже пьяные трезвеют. Проняла.

      Потом они целую ночь шарашились втроем по поселку, бутылку искали, чтобы мировую выпить. Да не так-то просто в те годы было найти выпивку среди ночи – не Венгрия. Пришлось мириться насухую. А что делать? Братья все-таки. Родная кровь.

      Обычная, в общем, история, но дальше случилась интересная закавыка. Юрку Санина по осени должны были забрать в армию, но врачи нашли какую-то болезнь, и он получил отсрочку на год, потом на второй. В конце концов забрили, но именно с теми парнями, которым перед дембелем досталось побывать в Чехословакии. Одному брату Будапешт, другому – Прага. А говорят, что судьба с завязанными глазами ходит.

      Военные

      Торф, если его не трогать, сам по себе не загорится. Человек, впрочем, тоже. Самовозгорается неправильно убранный торф, когда его собирают в караваны непросушенным. Но сказать легко,