Чаша гнева. Дмитрий Казаков

– война!

      – Значит – Овернь, – Гаусель отхлебнул вина. – Где еще любят войну больше, чем турниры? Род де Лапалисс?

      – Верно, – покачал головой брат Анри. – Мой двоюродный брат владеет замком и носит титул, если еще не сложил голову в очередной сваре! А меня ты видеть на турнирах не мог, поскольку я ушел в Орден задолго до того, как кто-то узнал о трубадуре Гаусельме Файдите!

      – И когда же это случилось? – поинтересовался монах.

      – Давно, – неохотно ответил рыцарь. – После того, как на моей родине были перебиты наглые мятежные вилланы, назвавшие себя Войском Мира [41]. Два года толпы их ходили по всей Оверни, истребляя разбойников и всех тех, кого они объявляли разбойниками. Клянусь святым Отремуаном, земля была залита кровью. В той войне погиб мой дед. Двоюродный брат при поддержке графа захватил фьеф. Мне оставалось только бежать, как можно дальше. И с тех пор я служу Ордену, и только Ордену!

9 мая 1207 г.Средиземное море к западу от Сицилии, борт «Святого Фоки»

      …

      Когда король свой правый суд закончил,

      И гнев излил, и сердце успокоил,

      И приняла крещенье Брамимонда,

      День миновал и ночь настала снова.

      Вот Карл под сводом спальни лег на ложе,

      Но Гавриил к нему ниспослан богом:

      "Карл, собирай без промедленья войско

      И в Бирскую страну иди походом,

      В Энф, город короля Вивьена стольный.

      Языческою ратью он обложен.

      Ждут христиане от тебя подмоги".

      Но на войну идти король не хочет.

      Он молвит: «Боже, сколь мой жребий горек!»

      Рвет бороду седую, плачет скорбно…

      Вот жесте и конец. 

      Последние слова «Песни о Роланде» отзвучали в густом вечернем воздухе, и слушатели разразились приветственными криками.

      – Воистину, твоя лютня и твой голос умеют трогать сердце, монах из Монтаудона, – сказал брат Анри, покачивая головой. – Без тебя, клянусь бородой Святого Отремуана, мы бы померли со скуки!

      – Вовсе нет, – улыбнулся Гаусельм. – Вы бы развлекали себя молитвами, постами и воинскими упражнениями, как и положено столь доблестным рыцарям!

      – Таких забав у нас хватает, – кивнул брат Анри, – тут ты прав. Но я смотрю, ты развлекаешь нас пением, а сам потешаешься, подшучивая над нами?

      – Грех не посмеяться над тем, кто недостаточно куртуазен [42] – так думают у нас в Лимузене!

      – А у нас считают, что все французы – пустобрехи и трусы! – вступил в разговор Робер.

      – А кто же тогда ты сам? – картинно выпучив глаза, спросил монах.

      – Я – нормандец! – гордо ответил Робер. – Мои предки прибыли во Францию с герцогом Роллоном [43] и сами завоевали себе земли! А потом захватили Англию!

      – Предки – они, конечно, молодцы, – пробормотал себе под нос трубадур, – а сам ты на что годен?

      Но слова эти не были услышаны из-за сердитой реплики брата Анри, который проговорил, даже не пытаясь скрыть своего раздражения:

      – Брат

41

1184 г.

42

южане считали всех обитателей севера Франции грубыми и неотесанными

43

датский конунг Хрольв Пешеход