Чаша гнева. Дмитрий Казаков

рыцарей-наемников, решивших послужить Ордену. Брат Жан завербовал их и с удобной оказией отправил в Иерусалим, к магистру. На одежды из грубой коричневой ткани, положенные мирским рыцарям в Ордене, были нашиты алые кресты. Грубыми голосами наемники тянули одну из известных крестовых песен:

      Мы восхваляем наши имена,

      Но станет явной скудность суесловий,

      Когда поднять свой крест на рамена

      Мы в эти дни не будем наготове.

      За нас Христос, исполненный любови,

      Погиб в земле, что туркам отдана.

      Зальем поля потоком вражьей крови,

      Иль наша честь навек посрамлена! [71] 

      Вслед за рыцарями крутились колеса телег, нагруженных тем, что привез из Европы «Святой Фока». Здесь были тонкие ткани из Реймса, железные заготовки для доспехов, кованные между Луарой и Сеной, и многое другое.

      За повозками тесной группой ехали братья-сержанты, числом в полтора десятка, а замыкал движение еще один разъезд туркополов. Чуть дальше от Акры, когда пойдут земли не столь безопасные, разъезды будут высланы и в стороны от каравана.

      Дорога тянулась на юг, среди виноградников и оливковых садов, пересекала реку, на которой виднелись силуэты водяных мельниц. На них производили главное, помимо пряностей, богатство Святой Земли – тростниковый сахар, который потом отправлялся в Европу. Большая часть мельниц принадлежала королю.

      Копыта равномерно били в пыль дороги, солнце пылало в безоблачном синем небе, заставляя забыть о том, что всего лишь май, и монотонно звучала крестовая песня:

      Земная жизнь была забот полна,

      Пускай теперь при первом бранном зове

      Себя отдаст за Господа она.

      Войдем мы в царство вечных славословий,

      Не будет смерти. Для прозревших внове

      Блаженные наступят времена,

      А славу, честь и счастье уготовит

      Вернувшимся родимая страна… 

      Дорога не выглядела безлюдной. Виднелись обозы, скакали всадники. Но более всего было паломников. Одни, размахивая пальмовыми ветвями – символом осуществленного паломничества, двигались на север, к Акре. Другие спешили на юг, к чудесам и святыням Леванта.

      Святыни встречались в изобилии. Вдоль дороги одно за другим являлись места, святость которых не вызывала сомнений: скит Святого Дионисия, аббатство Святой Марии Греческой, расположенная в котором часовня помнила самого Святого Илию.

      Робер, слушая старших братьев, повествующих о местах, через которые они проезжали, только успевал удивляться. И священным хоралом, достойным ангелов Господних, звучали грубые голоса наемников:

      Господь сидит на царственном престоле, -

      Любовь к Нему отвагой подтвердят

      Все те, кого от горестной юдоли

      Он спас, приняв жестокой смерти хлад.

      Простит Он тех, кто немощью объят,

      Кто в бедности томится иль в неволе,

      Но все, кто молод, волен и богат,

      Не смеют дома оставаться в холе.

      Голова

71

здесь и далее: стихи – Конона де Бетюн, перевод – Е. Васильевой