Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца. Рувим Исаевич Фраерман

от воспоминаний её молодости, хорошо известных ему, Вася соскакивает с подоконника и заводит другой разговор.

      – А знаете, Жозефина Ивановна, – говорит он, – книжка, которую вы мне дали, очень интересная. Я её уже прочёл.

      – Уже прочли? – удивляется Жозефина. – Всю? Всю прочли?

      – Всю! – говорит Вася и хлопает книгой по колену.

      – Но, Базиль, – пугается Жозефина Ивановна, – там были заложенные страницы. Я забыла вам сказать, что этого читать нельзя.

      – Это об островитянах-то? – спрашивает Вася.

      – Да, да, Базиль. Они там у себя ходят совершенно… ну… совершенно без платья. Этого читать нельзя.

      Вася громко смеётся:

      – Всё, всё прочёл! И, знаете, Жозефина Ивановна, это самое интересное, – дразнит он старушку.

      – Вы очень плохо сделали, Базиль; вы очень много читали и очень мало кушали, – говорит Жозефина Ивановна и быстро выходит из комнаты.

      – А может, батюшка, – обращается Ниловна к Васе, – может, и впрямь откушать чего изволишь? Может, киселька малинового с миндальным молочком? Может, ватрушечку со сливками? Вишь, Жозефина Ивановна обижается на тебя.

      Вася отрицательно качает головой.

      – Ни ани, ни нуа не хочу, – отвечает он. – У меня табу расиси.

      – Чего, чего? – недоумевает Ниловна. – Это где же ты выучился такой тарабарщине? От цыган слышал, что ли?

      – Не от цыган, а от жителей острова Тана, нянька. Я был в путешествии.

      – Господи, батюшка, уж не повредился ли ребёнок? – ворчит про себя Ниловна. – В каком же путешествии, Васенька, когда ты из горницы который день не выходишь?

      – A вот!

      И Вася потрясает в воздухе книгой.

      – А ты не зачитывайся, батюшка, – советует Ниловна. – От этого повреждение ума может получиться. Ты бы и впрямь покушал чего.

      – Я же тебе сказал уже!

      – Да разве я по-тарабарски понимаю, батюшка! Я, чай, православная.

      – Я тебе сказал, – поясняет Вася, – что ни есть, ни пить не хочу, что брюхо у меня полно. – И вдруг громко кричит в окно: – Эввау! Эввау!

      Господь милосердный, да что с тобой? – пугается нянька.

      – Это я ему. Гляди, кто по дороге-то идёт! Эввау! – Ниловна выглядывает в окно.

      – Ну кто? Тишка. Гуся несёт. Наверно, гусь куда ни на есть заблудил, он его поймал и несёт домой.

      – Эввау, Тишка! – кричит Вася. – Арроман, иди сюда. Не гляди на эту старую бран! – Вася знаками показывает на няньку.

      Но Тишка, пугливо озираясь по сторонам, ускоряет шаг и, не глядя в сторону Васи, исчезает из виду.

      – Побежал к своей эмму, – говорит Вася. – Эввау – это кричат, если рады кого видеть. Арроман – это мужчина, а бран – женщина. Эмму – хижина. Тишка убежал в свою хижину, потому что трус.

      – Не трус, а тётенька не велели ему сюда ходить. Он приказ тётеньки сполняет.

      – Это або, – замечает Вася. – А может, ему хочется ослушаться?

      – Тогда, значит, на конюшню, – говорит Ниловна.

      – Ну и або.

      – А