Зов пустоты. Максим Шаттам

слюну и совершенно ничего не соображающих зомби. С тех пор как этот наркотик наводнил рынок для любителей острых ощущений, было отмечено несколько вспышек психозов, приведших к невероятному всплеску насилия. Приверженцы МСВ умаляли силу его воздействия, утверждая, что до насилия дело доходит крайне редко и что по соотношению цены и качества этот продукт не имеет себе равных, а потому он просто лучшее, что предлагает рынок кайфа. Под его воздействием ночь длилась вечно, человека наполняла невероятная энергия, сильнейшая радость жизни, он испытывал бесконечное сексуальное наслаждение. Вечеринка могла длиться два дня без остановки, человеку не хотелось ни есть, ни пить. Но и отходняк был совсем неслабым. А между приемом наркотика и отходняком у людей случались провалы в памяти, приступы бреда, а порой и нарушения личности, доходящие до жуткого самокалечения или невиданной по жестокости агрессии. С начала года среди потребителей МСВ уже было зафиксировано несколько самоубийств, несчастных случаев со смертельным исходом, сердечных приступов, актов самокастрации и даже каннибализма.

      Подобно тому, как сейсмологи ждут Большого землетрясения, которое однажды сотрет с лица земли Калифорнию, а вирусологи – появления штамма вируса H5N1, который спровоцирует настоящую пандемию, токсикологи уже давно опасались появления наркотика, вызывающего крайне сильное привыкание и при этом оказывающего крайне разрушительное воздействие на личность. Как раз таким наркотиком и стали МСВ. Наркотическая катастрофа мирового масштаба взаправду существовала и все шире распространялась не только среди токсикоманов, но и среди любителей ночных развлечений: случайных клиентов и даже подростков, жаждущих новых ощущений либо испытывающих социальное давление, принуждающее их уходить в разгул.

      – Будем работать с Ивом и парнями из Бригады по борьбе с наркотиками, – выдохнул Сеньон. – Если это и правда наркотики, пусть разбираются.

      – Естественно. Мы займемся убитым и его убийцей – или убийцами. Если обнаружим сеть наркодельцов, полковник решит, кто будет дальше вести расследование, но я думаю, в таком случае мы передадим это дельце Бригаде по борьбе с наркотиками. Каждый сделает свою часть работы. Наша работа – убийство.

      – С чего начнем?

      – Пока неясно. Пришлось действовать быстро, чтобы к утру открыть движение поездов, так что криминалисты работали в спешке, хотя местность там сложная, а площадь большая. Собрали по меньшей мере девятьсот образцов ДНК – на окурках, жвачках, разном мусоре: наверняка все это попросту выбросили в окно поезда те, кто там ездит. Но это надо было сделать. Правда, у нас вряд ли найдутся деньги на то, чтобы их все исследовать

      С тех пор как Лудивина начала работать в жандармерии, тот факт, что правосудие имеет цену, был для нее главной причиной для расстройства. Правду надо покупать. Каждый анализ ДНК стоит несколько сотен евро, притом что обычно на месте преступления находят порядка тысячи образцов – а иногда и больше. Если прибавить к обычным расходам на работу всех служб, участвующих в расследовании, стоимость дополнительных