Всем сестрам по мозгам. Дарья Донцова

поразилась Аня. – В смысле записи о своей жизни? Нет.

      – Может, твой отчим любил строчить в блокнотах? – не успокаивался Сергей Павлович.

      – Ивану Германовичу это и в голову не могло прийти, – заверила Анна.

      – После смерти Сайко куда подевались его вещи? – наседал Мануйлов.

      – Мама отнесла одежду в церковь, часы отдала нашему соседу, который помогал с похоронами, а его жена получила картину, пейзаж, – перечислила Аня, – остальное дома. Но оно же общее, посуда и всякие хозяйственные вещи.

      – Надежда умирала в сознании? Она успела с тобой проститься, отдала последние указания? – продолжал допрос владелец усадьбы.

      – Мама понимала, что жить ей осталось недолго, – грустно объяснила Хачикян, – она просила меня выйти замуж, родить двух детей…

      – Может, она что-то передала тебе на хранение? – нервно перебил Мануйлов.

      – Ну, да, документы, драгоценности, – забубнила Анна.

      Тут же последовал вопрос:

      – А письма или дневники?

      – Не-а, – по-детски отреагировала дамочка, – не было такого. А что вам надо?

      Глава 9

      – Небольшую книжечку темного цвета, – после некоторого молчания признался Сергей Павлович. – Она карманного формата, в твердом переплете. В ней много страниц из бумаги необычного качества золотистого цвета. Помнишь, я говорил, что приглашал на свидание Надю, а вместо нее явилась Алла Викентьевна и передала мне прощальное письмо от нее? Так вот, спустя года два я вернулся из очередных гастролей в Москву, решил хоть одним глазком взглянуть на дочь, позвонил Наде и попросил показать мне ребенка. Твоя мать категорически отказала. Сейчас расскажу подробно…

      Разговаривала Надя с бывшим любовником по телефону сквозь зубы, подчеркнуто вежливо, называла на «вы». Но в какой-то момент не справилась с ролью и зло воскликнула:

      – Ты подлец! Бросил меня за пару недель до родов, написал ужасное письмо. Как ты мог нацарапать фразу: «Надеюсь, ты удачно выйдешь замуж за обеспеченного человека, он будет заботиться о тебе и о ребенке»?

      Я тут же ответил, что даже не слышал о послании, и ей негоже обвинять меня в том, что совершила сама. Мол, до сих пор храню ее записку, в которой она отрекается от меня.

      Надя закричала, что я вру, мы поскандалили. Потом остыли и решили встретиться, чтобы окончательно расставить все точки над «i».

      Стоял очень теплый июнь, свидание было в парке. Мы сели на скамейку, я протянул Наде листок с ее каракулями. Она взяла бумажку и мигом вскрикнула:

      – Это не я писала!

      Я всегда не переваривал лгунов. Ранее, во время нашего романа, Надюша никогда не говорила неправду, но спустя два года после разрыва она здорово изменилась. Я почувствовал отвращение к Наде, сказал ей:

      – Глупо врать. Я отлично знаю твой почерк. Ты решила разорвать наши отношения, но побоялась честного, откровенного разговора и отправила ко мне мать в качестве почтового голубя. Зачем сейчас отрицать очевидное?

      Надя открыла сумочку и протянула мне конверт.

      – Ты, как обычно, усвистел со своим цирком, прыгал на