Но именем твоим…. Александр Усовский

выражаясь фигурально – то реакцию великого князя понять можно. Мало того, что твоей волей демонстративно пренебрегают – в глазах матери, всегда считавшей тебя слабым изнеженным неумехой, ты становишься просто жалок….

      – И Жигимонт Август?….

      – И великий князь Литовский решается на неслыханное.

      Как князь Дмитрий Сангушко бежал от гнева короля Жигимонта Августа в цесарские пределы, но спасения там не нашел, и о судьбе его богоданной супруги, Гальшки Острожской

      Старый шляхтич помолчал, затем пригубил из кубка, вытер усы, положил на свою тарелку пару вяленых язей, не спеша разделал одного, содрав с него шкуру вместе с осыпавшейся чешуёй, оторвал шматок суховатой, с изрядным запашком, полупрозрачной мякоти, с удовольствием её пережевал – и лишь потом, откинувшись, продолжил:

      – На сейме в Вильне, как вы знаете, было решено, что Эльжбета не может быть выдана замуж без дозволу всех опекунов – коих, напомню, было четверо; и ежели согласия Его Милости князя Острожского и молодого Сангушки искать не требовалось – то два других опекуна, Беата и Его Милость великий князь Жигимонт Август – такого согласия не дали.

      Межевой комиссар кивнул.

      – Да, я об этом слышал. Его милость король и великий князь тогда как будто белены объелся….

      Пан Веренич тяжко вздохнул.

      – Если бы только это…. Поначалу-то ничто такого исхода не предвещало – трибунал мог такого решения и не принять, поелику на стороне ответчиков готовились выступить литовские нотабли из первых. В Кнышин, в коем был назначен суд по этому делу, собирались ехать и оба Радзивилла, братья почившей в бозе Барбары – и канцлер и виленский воевода Николай Чёрный, и воевода трокский и великий гетман Николай Рыжий – и воевода витебский Григорий Ходкевич…. Партия Сангушки подбиралась знатная. Но в канун Рождества всем им был выслана грамота великого князя – в коей их присутствие на трибунале объявлялось невозможным из-за нехватки обиталищ, в кнышинском замке как раз накануне суда случился пожар, и все действо было перенесено в стены костёла святого Яна Евангелиста.

      – Пожар?

      Старый шляхтич пожал плечами.

      – Сие мне неведомо, но это был весьма благовидный предлог, дабы не допустить на трибунал панов радных – сторонников князя Дмитрия. Литвы в Кнышине, почитай, что и не было. А вот Короны…. Короны там было с избытком. При этом для недоброжелателей Сангушки – Зборовских, Костелецких, Гурков – нашлось место и в трибунале, и в обывательских домах. Итог судилища вам, пан комиссар, я полагаю, ведом – князя Дмитрия Сангушко за преступления, коих он не совершал – а обвинили его в гвалтовном взятии замка в Остроге, насилии над Беатой и её приближенными, похищении Эльжбеты – приговорили к лишению званий и имений и изгнанию из Литвы. Всякий, кто дал бы приют князю Дмитрию, объявлялся злодеем и преступником, а с того, кто поднял бы на молодого Сангушку руку – априори снимались любые обвинения… Мартын Зборовский ликовал