Мастер серийного самосочинения Андрей Белый. Маша Левина-Паркер

«Москва» профессор Коробкин, рассеянный, надел на себя вместо шапки кота. Я прочел, и мне стало неловко, что Белый позволил себе такую неправду. Но однажды, уходя от меня поздно ночью, он в передней схватил вместо шапки кота и (беру из его же романа): «…цап её (мнимую шапку) на себя!

      В тот же миг оцарапало голову что-то: из схваченной шапки над ярким махром головы опустились четыре ноги и пушистый развеялся хвост…»

      И дальше было точь-в-точь как в романе: стоявшие около душились от смеха, а он, «не смеясь, как-то криво им всем подмигнувши, почти со слезами в глазах громко вскрикнул:

      – Забавная-с штука-с, да-с – да-с!»186

      Представление собственно распятия дается близко к концу второго романа, «Москва под ударом». Это – серия пыток, которым Мандро подвергает Коробкина (чтобы завладеть его изобретением). В главке, следующей за кровавой казнью (более чем натуралистически изображенной), Коробкин именуется «разорванным», и ставится вопрос: «<…> до “этого” – жизнь чья-то длилась; а – после?» Ответом служит описание казненного: «<…> кровавое парево с глазом закрывшимся; кто-то, свернувши на сторону рожу, привязанный к креслу, висел, разодравши свой рот и оскалясь зубами, как в крике <…>»187. Это изображение висящего мученика – по образу и подобию Христа – финальное представление романа. Развязкой оно является в той же мере, что и финалы других текстов серийной автофикции Белого, то есть не окончательной: после кровавой сцены растерзания героя приходит благая весть, которая саботирует обещанный развитием текста катарсис. Прибежавшие на место казни возглашают: «Не умер, но – жив!»188

      Затем по модели, знакомой уже по предшествующим текстам серии, следует символическое воскрешение – герой отправляется доживать в сумасшедший дом, но уже обретя богоподобную природу и эсхатологическое назначение:

      <…> голова эта вовсе не нашей планетной189 системы <…>

      вырвется из атмосферы земных тяготений —

      – и солнечных, —

      – чтобы поднять

                              громкий

      крик, от которого <…> облетит колесо зодиака <…>

      – страшный суд!

      <…>

      Но из камеры желтого дома <…> – «оно» станет молньей —

      с востока на запад: вернется огнем поедающим <…>

      стены тюрем – вселенных – падут!

      И возникнет все новое190.

      Описания воскресшего Коробкина отчасти имитируют стиль Библии:

      Как будто бы всем говорило «оно»:

      – Человекам все то – невозможно, а мне «оно» стало возможным.

      – Я стал путем, выводящим за грани разбитых миров.

      <…>

      – Я знаю, – не можешь за мною идти: я иду по дороге, которой еще не ходили.

      – И ты – отречешься!

      – И – ты!191

      Инверсивным повторениям придана функция

186

Чехов М. Из книги «Жизнь и встречи» // Воспоминания об Андрее Белом. С. 510.

187

Белый А. Москва. С. 356.

188

Белый А. Москва. С. 360.

189

В издании: «планетой» – вероятно, опечатка.

190

Белый А. Москва. С. 360, 362.

191

Там же. С. 361–362.