Мечник. Василий Сахаров

жидкость и, закусив лимончиком, сказал: – Ладно, Саня, понимаю, что не просто так ты повидаться хотел. Говори, что от меня требуется?

      – Иваныч, мне в Трабзон надо. Чем скорее, тем лучше. Оформи в вашей конторе бумагу хорошую и красивую, чтоб меня через линию фронта пропустили. Я-то и сам пройду, но это потеря времени, и назад не один возвращаться буду, надо, чтобы армейская разведка меня поддержала и возможные хвосты обрубила.

      – С Трабзоном сейчас перемирие, Саня. Может быть, подождешь, пока всё утрясётся?

      – Нет, – покачал я головой, – и так времени много потерял, больше года ждал, а теперь надо поторопиться.

      – Подругу вытянуть хочешь?

      – Да, её и ребёнка своего.

      – Так куда торопишься, ведь сам же говорил, что не любишь её?

      – Верно, но любовь – отдельно, а уважение и глубокая симпатия к этой женщине – тоже отдельно. Не знаю, как это объяснить, Иваныч. Мне с ней рядом хорошо было, спокойно, и это тот редкий случай, когда ты всегда рад человеку, смотришь на него – и сердце радуется, что он с тобой рядом. Тоскую я по этим ощущениям. Опять же ребёнок у нас есть, и, как радио вещает, положение моего тестя Кары в Трабзоне нестабильное. Мэр тамошний с нами мира захотел и может по наёмнику ударить, а в таких делах его семью задеть – как два пальца об асфальт. Да и если рассуждать чисто по-деловому, чем быстрей эту тему разгребу, тем быстрей смогу заняться другими своими делами. Выручай, Иваныч.

      – А чего к Захарову или Стахову не обратишься?

      – Слишком они хитрые, втянут в блудняк свой шпионский, а потом из этой ямы не вылезешь. С тобой надёжней, ты всё же человек без двойного дна, и я тебе верю.

      Полковник достал портсигар, не торопясь вынул длинную турецкую папироску, закурил, с полминуты помолчал и наконец изрёк своё решение:

      – Сделаем. Через три дня в Трабзон «Цезарь Куников» с «Ладным» идут, посольство повезут, и наше начальство сейчас как раз решает, кого от СБ отправить. Я пробегусь к генералу и сам в посольство набьюсь, а ты со мной как секретарь и порученец отправишься. Считай, что повезло тебе, Саня.

      – Благодарю, Иваныч. С меня причитается.

      – Забудь, я помню, кто меня из последнего боя на себе вытянул. Завтра в полдень будь с вещами возле моего дома.

      – Понял.

      Ерёменко затянулся, пыхнул ароматным дымком и поинтересовался:

      – Какие планы, во что думаешь свою молодую энергию вкладывать?

      Я кивнул на чашку с чаем, стоящую на столе:

      – Планов много, командир, но как из Трабзона вернусь и житьё своё налажу, тогда этим и займусь.

      – Чай? – удивился полковник.

      – Он самый.

      – А ну-ка, объясни. Интересно, что ты задумал.

      Ухмыльнувшись, я заказал ещё чашку чая и начал излагать Ерёменко свою идею:

      – В историю вдаваться не буду, Иваныч, это не очень интересно, а вот реалии сегодняшнего дня затронуть придётся. Чай – это такой товар, который русскими царями в своё время был признан стратегическим ресурсом. На территории нашей Конфедерации единственное место, где он сейчас выращивается, –