Око Марены. Валерий Елманов

раскинулись.

      – А матушка твоя, Мария Святославна? – встрепенулся Андрей. – Она ж из тех земель.

      Киевский князь иронично хмыкнул и пояснил:

      – Да Изяслав Владимирович, кой ныне в Новгороде-Северском княжит, свою двухродную[4] бабку и в глаза-то не видывал. Да и сам ты, поди, ее не упомнишь. Сколь тебе было лет-то, когда ее не стало, три али четыре? Погоди-погоди, когда ж она богу душу отдала?.. – потер Мстислав Романович переносицу.

      Андрей хмуро посмотрел на отца, морщившего лоб в тщетной попытке припомнить точную дату смерти своей матери. Его самого куда сильнее волновал вопрос, как попасть на рязанские рубежи, над которым он лихорадочно ломал голову. Придя к выводу, что батюшка прав, а если не идти по прямой, тогда остается еще одна дорога, он осторожно побеспокоил князя, выводя того из раздумий, и робко предложил:

      – Тогда в обход. По Днепру на восход, чрез Смоленское княжество, а там вниз и прямиком…

      – К Ярославу Всеволодовичу, – подхватил отец. – А ежели и он не дозволит чрез свои земли идти, тогда как? Возвертаться да сызнова по Днепру спускаться ажно до Лукоморья[5], а опосля по Дону вверх?

      – Пусть так. Чай, половцы нам помехой не будут, – согласился Андрей и неуверенно покосился на отца, уже чувствуя очередной подвох, который не замедлил последовать.

      – А ты не забыл, что Лукоморье – вотчина хана Данилы Кобяковича, а тот в шурьях у Константина Рязанского? – лениво осведомился киевский князь и подвел итог: – Нет, сыне.

      – Не пройдем? – сокрушенно спросил Андрей и уныло опустил голову.

      – Не в том дело. Мы просто не пойдем, – пояснил Мстислав Романович и сожалеюще посмотрел на сына, но столь же твердо продолжил: – Ведаю я, что третий десяток тебе давно идет, а окромя имени гордого – княжич киевский – за душой ничего боле нет. И у старших твоих братьев тако же, кого из них ни возьми. Все я ведаю. А токмо нельзя нам так. Али забыл ты давний уговор всех князей: «Кажный да сидит в отчине своей»?[6] А ить Рязань под Мономашичами никогда не ходила – завсегда за Святославичами[7] была. Стало быть, свара начнется, а я ее не желаю.

      – Да почему свара? – запальчиво возразил Андрей. – Коль на то пошло, то можно и вместях с черниговцами да с новгород-северцами идти, а опосля поделимся.

      – Поделимся… А делить-то как собрался? – полюбопытствовал киевский князь. – Неужто мыслишь, будто опосля того, яко мы подсобим Ингварю верх над Константином взять, сей княжич токмо своим Переяславлем удоволится? Да еще черниговцы с новгород-северцами долю свою затребуют. Али сам, по своему разумению сей пирог на ломти нарезать примешься? Кошкам по ложкам, собакам по крошкам, а нам, лю́бым, по лепешкам. Ох, чую, сызнова уйма обиженных эдакой дележкой сыщется. К тому же, пока мы полки сбирать учнем, да пока до Рязани стольной доберемся,

4

Двухродный означает двоюродный, соответственно трехродный – троюродный.

5

В то время Лукоморьем называли низовья Днепра, то есть нынешние Таврические степи.

6

Итог Любечского съезда русских князей, состоявшегося в 1097 г.

7

Мономашичи – потомки Владимира Мономаха. В то время под их рукой были княжества Смоленское, Владимиро-Волынское, Переяславское (южное), Владимиро-Суздальское и великое княжество Киевское. Святославичи – потомки второго сына Ярослава Мудрого, Святослава. Владели княжествами Рязанским, Муромским, Черниговским и отделившимся от него Новгород-Северским.