Колесо Перепёлкина. Владислав Крапивин

к спинке, подвернул до колен спортивные штаны и положил на подоконник голые ступни. Солнце сразу взяло их в пушистые ладони. Вася жмурился и радовался весне.

      Но пришла мама, сказала, чтобы Вся убрал ноги с подоконника..

      – Хочешь добавить себе болезни? Там дует в щели.

      – Ничего не дует! Наоборот тепло, как из печки!

      – Я кому сказала! Сгинь от окна!

      Вася не стал обижаться (такой хороший день!). Убрал ноги с подоконника, сунул ступни в тапки, но сам придвинулся со стулом ближе к окну. За стеклом густо летели вниз искристые капли, стеклянно бились о жестяной подоконник. Наверно, они срывались с сосулек, висевших высоко под крышей, над девятым этажом. Как они ухитрялись, пролетая пять этажей, не задеть косяки и балконы? Впрочем, это ведь сон….

      Серые тополя и грязно-песочная стена изогнувшегося углом дома теперь были ярко-рыжими от солнца. Где-то весело кричали воробьи. На миг налетела серая тень (откуда, ведь облаков-то нет?!). «Сгинь!» – велел Вася, и тень тут же исчезла, А капли выбивали хрустальную мелодию: динь… динь… «Динькающий день», – продумал Вася. И под мелодию капели у Васи стали складываться слова:

      День – динь!

      Капель капель – с крыш…

      Тень – сгинь!

      День, стань от солнца рыж…

      Наяву Вася никогда не сочинял никаких стихов (за исключением двух строчек в письме, о котором речь пройдет позже). Но эта песенка не пропала из памяти даже тогда, когда сон кончился. И мотив запомнился. Простенький такой, но славный. И Вася порой напевал эту песенку, если было хорошее настроение.

      Надо сказать, Вася любил музыку. Всякую. И такую, где гитары, саксофоны и блестящие синтезаторы, и такую, где могучие оркестры, которые называются «симфонические». Потому что в этих оркестрах были замечательные инструменты. Просто дух захватывало, когда на экране их показывали крупным планом! Поющие густым голосом виолончели; похожие на коричневых от загара девчонок быстрые скрипки; сияющие золотом, волшебно изогнутые трубы; торжественно гремящие тарелки, гулкие литавры и барабаны.. А какой удивительным, загадочным был черно-белый ряд клавишей под косо вскинутым крылом рояля!…

      Вася не запоминал ни названий музыки, ни тех, кто ее сочинил. Но бывало, что во время музыкальных передач замирал в кресле и умоляющим шепотом просил папу не переключать на футбол. И однажды папа сказал:

      – А может быть у Василия талант? Не просмотрели ли его детсадовские педагоги?

      Мама на сей раз не заспорила. Вспомнила, что сын и правда часто напевает себе под нос. Вдруг он будущий Чайковский или Иосиф Кобзон? И повела его (совсем недавно, в апреле) к знакомому музыканту. Вернее, к знакомому своей знакомой (та договорилась об этой встрече). Вася не противился, даже обрадовался. Кто знает, вдруг он и правда сумеет овладеть тайнами колдовских инструментов, которые завораживали его с экрана?

      Похожий на седого дон Кихота преподаватель музыкального училища встретил маму и Васю приветливо. Нажал несколько клавишей рояля и попросил Васю повторить