Крик петуха. Владислав Крапивин

не близкий, а прямого перехода Цезарь не знал. И знать не хотел, боялся. Однажды он виновато и прямо признался в этом Витьке.

      До той поры Витьке было известно, что Цезарь Лот боится в жизни лишь одного: что опять арестуют мать и отца. Но после судебной реформы и отмены обязательных индексов не так-то просто было в Западной Федерации кого-то арестовать. Особенно всем известного штурмана Лота.

      …Витька выпрямился.

      – Люсь, может, пойдем? Недалеко уже. Скоро остатки крепости, там в фундаменте щель и подземный ход…

      – Ой…

      – Не боись, – дурашливо сказал Витька.

      Храм без купола

      1

      Каменный коридор был высокий, но тесный, не шире метра. Он полого уходил вниз, под толщу горного склона. Почти сразу стало темно. Витька вынул из нагрудного кармана плоский фонарик-зеркальце. Эта штучка работала без батарейки, от тепла руки. Слой похожих на бисер микролампочек давал рассеянный, но яркий свет. «Зеркальце» Витька держал в левой руке, а правой взял Люсю за холодные пальцы. Она молчала.

      Стены и свод были грубо выбиты в камне, но пол устилали ровные плиты. Кое-где даже со следами стершегося узора. Было сухо и чисто, словно только что подмели. И запах – словно не в подземелье, а от камней, согретых солнцем.

      Но скоро стало прохладно. Люся передернула плечами. Вниз повели крупные, плохо отесанные ступени. Витька знал – их шестнадцать. Потом опять пошел наклонный туннель.

      Дыхание слышалось громко, а слова, наоборот, почему-то вязли в глухоте коридора. Люся сказала виновато:

      – Мне под землей всегда не по себе. Кажется, будто она осядет и навалится.

      – Тыщу лет не оседала, а теперь вдруг, как нарочно, да? – очень бодро и насмешливо отозвался Витька.

      – Вить, а кто это вырыл?

      – Точно не известно… То есть вообще ничего не известно.

      – А ученые-то что говорят?

      – А они ничего не знают про это. Не добирались сюда.

      – Почему? Это же совсем рядом!

      – А то, что рядом, их мало волнует, – уклончиво сказал Витька. – Потрошат и атомы, и галактики, а простых вещей до сих пор не знают.

      – Каких, например?

      – Ну… например, почему человеку ни с того ни с сего бывает то весело, то грустно… Или почему сосульки вкуснее мороженого.

      – Да ну тебя, я серьезно…

      – А я, думаешь, нет?

      – Ай!.. – Люся дернулась назад. Из глубины коридора кто-то смотрел широко расставленными глазами.

      – Не бойся. – Витька потянул ее вперед.

      Коридор уперся в стену. На стене была мозаика – большой портрет старого человека с прямыми седыми волосами. Человек положил узловатые пальцы на широкую перекладину меча, подбородком уперся в головку рукояти и устало, но пристально смотрел на подошедших. Белки его глаз были выложены из кусочков перламутровых раковин и белели свежо и чисто. А зрачки – глубокие и грустные. Глаза – в темных впадинах, да и все лицо темное… Местами тускло-цветные камешки мозаики осыпались, одна щека совсем исчезла. От этого лицо казалось еще печальнее. Но суровости в нем не было.

      – Это