Настроения. Константин Болдырев

еские строки имели реальную перспективу оставаться «на вечном хранении» в памяти сотворившего их человека, вырываясь на волю лишь в минуты публичных декламаций, протекавших в кругу слушателей – знакомых, а подчас и вовсе незнакомых людей. И это их заслуга: по их настоянию те мысли и звуки превращены теперь в причудливые, намертво закрепившиеся на бумаге, печатные тексты.

      Россиянам, которые хорошо помнят душную атмосферу восьмидесятых – позднего Брежнева – годов, излишне напоминать о том, что разумно мыслящий человек искал тогда себе «отдушину» в алкоголе, монашестве, диссидентстве, в уходе в бесконечное критическое говорение.

      Для автора единственным способом выжить в то время было – выплескивать копившееся в душе, делиться озарениями, побуждать себя и слушателей к другому осознанию…

      Приходится удивляться, однако, что даже самые темные и мрачные поэтические свидетельства автора нередко исходом имели светлое прозрение и надежду:

      «Чтоб летелось изнутри,

      Если только есть такое

      Состоянье проливное,

      Чтоб умчалось за края,

      Здравствуй, ласковость моя».

      Перелеты

      * * *

      Переплеты…

      держут ноты

      Сотни бешеных под мышкой,

      Ждут кого-то

      и чего-то

      Эти соты:…

      Эти льготы нам не гудны —

      Это слишком.

      Непромукнувшие липы

      Неразумкнувшихся глаз,

      Я в который раз хвалил бы

      Мне насуливших отказ.

      И боязнь меня не скрыла,

      Это липкое вино

      Лила милая на силы,

      Потускневшие давно.

      И любила быть любимой

      Не со мной, видать, одним,

      И не знала как прогнили

      Все мосты, и сладок дым.

      Стук в висках о том, что слито

      Аэровокзалов сито.

      Запахов твоих сюита

      Не могла мной быть отбита.

      Стихнет стук, и гибнет пленность,

      Разум сдует эти пены

      И глотает жадно ценность —

      Написания не тленны.

      Перелеты,

      Переплеты…

      Может быть и ждут кого-то?

      А на вспыхнувшее: «Кто ты?»

      Я зеркален, – скажет – вот он!…

28.01.78* * *

      Дятел умирает на третьем году жизни

      от сотрясения мозга.

      Проснувшиеся бережно тревожат спящих,

      Но ласково лежащих ящик был мертв.

      И только смех,

      Он нарастал откуда-то из дбли,

      Смеялись двое —

      женский и мужской. Он —

      Будто кованую сталь еще ковали,

      Был монотонно-конною тоской.

      И под него все люди просыпались,

      И брали книги, чтоб учиться жить,

      интриги изучать и,

      гладя утюгом по стали,

      в ней пятна прошлого

      как будто ворошить.

      Она ж звенела.

      А когда проснулись,

      Вдруг стала засыпать,

      да, кованая сталь хотела спать

      и гнулась

      кованая сталь опять.

      И все сначала начинали люди,

      Ковали будто бы чужие судьбы,

      Жестоко били их плашмя и по углам,

      Чтоб все доступней и круглее…

      в хлам

      забили сталь…

      такие люди…

      И дятлу нй дали как надо умереть,

      И выбивали мертвой головой при-людии,

      А после из при-людий эту сеть

      Все штопали и штопали без меры,

      Чтоб просыпались все,

      и все чтоб первыми.

      04.04.78

* * *

      Сегодня в городе запахло полигаммой.

      Искусство социального психоза

      Опало вдруг,

      И расцвела былая жизнь,

      И роза

      Дней Рублева

      распустилась, стала стыдным срамом.

      И кошки во дворе уже который день кричат как дети.

      Они к котам в любовные попались сети,

      И мучатся,

      Кричат как дети,

      Который день как дети.

      А этот человек с огромной волосатой грудью

      За женщиной