Проделки небожительницы. Наталья Александрова

и слишком яркими блестящими глазами – не нравился Кузьмичу, вызывал у него чувство недоверия и опасности, но дело есть дело, а в окружении Кузьмича ангелы попадались так же часто, как орхидеи в Антарктиде.

      – Проходи, – кивнул барыга гостю, – есть кое-что для тебя.

      Войдя в кабинет, он выставил на стол несколько бронзовых канделябров, потемневшую от времени медную жаровню, бронзовую кадильницу – ту, что Сверчок притащил из квартиры старого профессора.

      – Вот, погляди, – проскрипел Кузьмич, всячески изображая старческую немощь, – может, что пригодится…

      Гость брякнул бронзой, повертел в руках кадильницу:

      – Это возьму.

      Отложил еще жаровню, полез в карман за деньгами, и вдруг взгляд его упал на немецкий буклет, который выглядывал из-под старинного фолианта, лежавшего на краю стола. Гость ловко выхватил буклет и уставился на старика пристальными, немигающими яркими глазами:

      – Вот что у тебя есть! А когда они прилетают?

      Кузьмич потянулся было рукой к ящику стола, где лежал верный «вальтер», но вдруг расхотел его доставать, им овладела тусклая безвольная слабость, стариковская болтливость, и он начал говорить, говорить…

      Когда Кузьмич пришел в себя, гостя уже не было. Старый скупщик удивленно моргнул, взглянул на старинные, но очень точные каминные часы. Прошел без малого час! Кузьмич сидел за столом в своем кабинете. В квартире стояла тишина. Приснился, что ли, ему этот скверный гость? С чего бы он, тертый, опытный старик, так при нем разговорился? Да, может, и не приходил никто?

      Скупщик внимательно огляделся. На столе лежали деньги – плата за медную жаровню и кадильницу профессора-востоковеда.

      Значит, не приснилось.

      Кузьмич тяжело вздохнул. Его охватило предчувствие неотвратимой беды. Что, что же он разболтал этому длинноволосому уроду?

      Слава Таракан прижался сзади к толстой крашеной тетке, попав в ритм плавной раскачке вагона, стараясь не привлечь ее внимания резкими движениями. Обычно женщины носят деньги в сумках, но эта толстуха только что убрала большой кошелек желтой тисненой кожи в карман пальто.

      Таракан засек ее возле книжного лотка на станции «Невский проспект», где толстуха долго выбирала детектив. Там-то он и увидел ее кошелек.

      Вагон чуть сильнее качнуло, толстуху прижало к Славе, и его рука как бы нечаянно скользнула в карман ее темно-синего пальто.

      И в ту же минуту в самое ухо Таракану жарко прошептали: