Все возможно (сборник). Наталья Уланова

больше не вспархивала, а спокойно наблюдала, как я хозяйствую, и, будто что-то понимая, грязи не разводила. Но и не, что задевало, не угощалась. Игнорировала хлеб, воду, пшенку, гречку, семечки, кусочки мяса. Я уж разволновалась, как бы ни померла усердная мамаша.

      …Как-то услышала, – она поёт.

      Угу, вот еще песен нам не хватало. Подошла к стеклу (я теперь часто к нему подходила). Перед глазами картина. Двое. И поет не она, а ей. Поют, подкармливают, оглаживают перышки… А, заметив меня, товарищ этот крылатый принимает воинственную позу. Грудь вперед, и смотрит, смотрит. Были бы брови, точно б нахмурил. Угу, давай, выломай мне стекло.

      Теперь их двое… Хотя, чего это я. Столько их было с самого начала.

      …Голубь ухаживал за голубкой, любил. Угощения не касался тоже, приносил что-то своё. Мы уж шутили, это они просто не хотят обременять нас лишний раз… В общем, мы ужились.

      …И тут, похоже, кто-то, наконец, понял, как мне было страшно и как мне всё это не нужно…

      Кто-то понял, не зная еще, что мы ужились.

      …Около семи вечера начало происходить что-то странное. Похоже, пошел дождь. Непривычный гвалт, ощущение такое, что кто-то дерётся насмерть. Кричат птицы. Вероятнее всего, дело касается меня? В мгновенье ока оказываюсь на балконе и вижу…большую сизую ворону.

      Ворона сидит на перекладине, похлопывает крыльями, смотрит в самые глаза и злобно поругивается. Что-то выговаривает именно мне. Выдав продолжительную тираду, улетает.

      Голубей нет. Нет гнезда. Много перьев, веточек, прутиков. О шариках я даже не думаю. Мне потом сказали, что их унесли.

      Дождь всё-таки пошел. По карнизу соседнего дома неторопливо прогуливается ворона, не боится промокнуть. У нее блестящие, черного жемчуга глаза.

      Сама!

      Туман, туман – заморское сукно.

      Накрыла землю шапка-невидимка.

      Скрипит колодец, светится окно —

      пятном размытым. Звякнул цепью Динго.

      Шаги подруги во дворе слышны —

      похожи так на медленные мысли.

      Не два ведра – две полные луны

      серёжками бренчат на коромысле.

      Не вижу их, и чувствую вину.

      А мир живёт созвучием движений.

      Он мне сейчас доступен в глубину

      высоких чувств и прожитых мгновений

      всем человечеством – давным-давно.

      И никакой прогресс его не стронет.

      Скрипит колодец, светится окно,

      и диск луны в густом тумане тонет.[8]

      Очерствеет ли сердце, если ему изменяет счастье? Или же сокроет свою печаль так глубоко, что только душа будет догадываться, и временами плакать.

      Но как-нибудь, расстроенная и всё еще нахмуренная душа непременно задаст сердцу вопрос: «Послушай, а не предпочтительнее ли жить покойно, не ведая ни счастья, ни печали?»

      Сердце посмотрит на неё в упор, и та поймет, что она, конечно же, могла задать этот вопрос, но вряд ли вправе рассчитывать на ответ, который бы её устроил.

      «…Я никогда и ничего не прошу, но улыбкой

8

Стихотворение Валерия Пайкова «Дача»