Вестники времен. Андрей Мартьянов

над головой темные узловатые руки-ветви. И он поспешил пересечь луговину, раздвигая коленями густые высокие стебли со слипшимися от росы метелками.

      Рыцарь не заметил, как земля на миг ускользнула из-под ног и тут же вернулась обратно. А высоко в небесах глухо пророкотал далекий раскат грома, будто над Великим Западным морем собиралась гроза. Нечто неуловимое, неощутимое человеческими чувствами случилось в Мире, и сэр Мишель, даже сквозь затуманенный похмельем разум, почуял, как Вселенная будто бы содрогнулась в краткой судороге. Содрогнулась и вновь застыла.

      А вокруг все осталось неизменным – желто-оранжевое светило подымалось все выше и начинало пригревать, подул слабый ветерок, шевеля изрезанные листья на старых дубах; с густым жужжанием над самой травой пролетел мохнатый шмель и сел на розовую головку клевера.

      Пугаться оказалось нечего. Прежний мир. Знакомые с первых дней жизни солнце, старый лес и прохладный воздух, отдаваемый остывшей за ночь землей Нормандии.

      История первая, часть первая

      Нормандия, королевство Английское

      Глава первая

      Шторм над проливом

      Пусть я давно, пусть я давно за Ахеронтом,

      И кровь моя, и кровь моя досталась псам,

      Орел Шестого легиона, Орел Шестого легиона

      Все так же рвется к небесам!

      Все так же быстр и беспечен,

      И как всегда, и как всегда неустрашим,

      Пускай солдат недолговечен, пускай солдат недолговечен,

      Но вечен Рим, но вечен Рим!

      И путь наш труден и ухабист,

      На раны плюй, на раны плюй, не до того!

      Нам дал приказ Тиберий Август, нам дал приказ Тиберий Август,

      Умри, но выполни его!

      Под знойным небом Палестины, в Альпийских северных лугах,

      Манипул Римских топот мерный, манипул Римских топот мерный

      Заставит дрогнуть дух врага!

      И вот, в песках Иерусалима, водой Евфрата закален,

      За императора Рима, в честь императора Рима,

      Шестой шагает легион!

      Битва за Британию началась тринадцатого августа.

      А война с Британией продолжалась одиннадцать месяцев, предшествовавших этому дню. Почти год тянулось странное, небывалое доселе состояние, названное по ту сторону Ла-Манша «phoney war» – фальшивой войной. Не слышно было грохота великих сражений, не прорывались через минные поля и оборонительные рубежи танковые клинья, сметавшие на пути любые преграды, не визжали сирены пикировщиков, и лишь изредка огрызались короткими взлаиваниями орудия боевых кораблей, палившие больше для порядка да от тоски по настоящему делу… Две великие державы стояли друг против друга – вернее, враг против врага – подобно псам со вздыбленной на загривке шерстью, сверкая бешеными глазами и ощеря клыкастые пасти. Псы расхаживали, наблюдая. Ждали, когда противник даст слабину, не выдержав взгляда отведет глаза, а то и вовсе, прижав уши и хвост, бросится в кусты, спасаясь. Пощады не будет. Второй пёс