Сердце Проклятого. Ян Валетов

как тебя зовут, не иудей?

      – Ксантипп…

      – Ты не обижайся, Ксантипп, – сказал Арета с той же кривой улыбкой. – Я хоть и гостеприимный человек, но верить на слово не привык и хочу увидеть деньги. Еда и постель – пять ассов в день. Остановишься на неделю – сделаю скидку, заплатишь три денария. Платить будешь с утра, есть – когда захочешь, но за эти деньги только раз в день. Хочешь водить девок – води, но будете шуметь – выгоню. У меня приличный постоялый двор, а не лупанарий. Понял? Показывай деньги!

      – Это за два дня, – Иегуда положил денарий на край стола. – Бери деньги и дай мне напиться, Арета.

      Сириец смахнул монету со стола с грацией кота, серебряный кружок мгновенно исчез в пухлой ладони.

      – Вода – бесплатно, – прогудел он, явно гордясь своей щедростью, и сделал знак дородной темнокожей рабыне, выглядывавшей из кухонных дверей.

      Рабыня оказалась расторопной. Едва Иегуда успел сделать несколько глотков степлившейся воды, как на стол перед ним уже появились глиняная миска с горячей ароматной похлебкой, четверть темного хлеба, еще теплого, недавно из печи, да кусок пирога с начинкой из мяса, лука и яиц. Вино вынесли из погреба, оно было прохладным и действительно очень кислым, хотя, если разбавить…

      Дела у Ареты, видать, действительно шли неплохо. Небольшой дворик харчевни приютил шестерых едоков, а ведь день только начал клониться к вечеру, и многие еще занимались делами вдалеке от Авентина. Ближе к ночи в харчевне будет полно народу, а, значит, еще один гость не бросится в глаза. И земляков здесь встретить затруднительно – мало кто из правоверных иудеев переступит порог дома, где кормят свининой. Когда-то и сам Иегуда с негодованием отверг бы такую еду, но теперь его звали Ксантипп и он был голоден, а от пирога так вкусно пахло!

      Он подул на ложку и попробовал варево – темнокожая кухарка не зря ела хозяйский хлеб.

      Человек, который рекомендовал Иегуде услуги сирийца, советовал пожить здесь потому, что родственник хозяина занимал пост в городской страже, и постоялый двор не боялся ни ночных вторжений солдат, ни ночных вторжений бандитов. Но он ни словом не обмолвился о том, что здесь еще и вкусно кормят.

      Пусть это будет самый большой грех в моей жизни, подумал Иегуда, откусывая от пирога с нечистой начинкой. Пусть он затмит то, что я сделал раньше, и то, что собираюсь здесь сделать. Око за око – это правильный закон. Для меня – этот закон главный.

      После еды хозяин проводил Иегуду в комнату для ночлега. Комнатой ее, конечно, можно было назвать с натяжкой, размерами она едва превышала жесткий лежак, на котором гостю предлагалось коротать ночные часы, но зато напротив кровати располагалось окно – настоящее окно с деревянными ставнями, выходившее на узкую улочку на высоте второго этажа.

      – Отхожее место во дворе, – пояснил Арета. – Из окна не отливай, не люблю, когда возле дома воняет! Хочешь помыться – придется натаскать воды, колодец недалеко. Не хочешь таскать – иди в городскую баню, там, конечно, надо заплатить, зато помоешься по-человечески. В общем, если чего – спрашивай.