Панургово стадо. Всеволод Крестовский

Бунтовщики!.. Обмануть надеетесь!.. Задобрить хотите! – закричал и затопал он на стариков. – Тут с бунтовщиками угощаться не станут! К вам приехали порядок водворять, а не есть тут с вами!.. Вон отсюда!.. Убрать все это сейчас же!.. Вот я вас!

      Старики оторопели и в величайшем недоумении переглянулись друг с другом.

      – Ну! что же вы стали?.. Непокорство!.. Эй, ординарцы! Взять их!

      И по слову адъютанта, два жандарма вмиг распорядились как следует с выборными. Столик с салфеткой, и с блюдом, и с караваем тотчас же исчез куда-то, словно бы его и не бывало, – и одно только недоумение все более и более разливалось на старческих лицах.

      После столь энергического приступа к делу поручику показалось, что он уже достаточно задал предварительного страху и что теперь мужики будут чувствовать к его особе достодолжное уважение.

      Кончив объяснение с Пшецыньским, генерал вышел на крыльцо. Полковник как-то меланхолически выступал за ним следом, держа в руках «Положение». На крыльце генерала встретили только что подошедшие в это время становой с исправником и предводитель Корытников, на котором теперь вместо шармеровского пиджака красовался дворянский мундир с шитым воротником и дворянская фуражка с красным околышем.

      Предводителя генерал удостоил поклона и даже рукопотрясения, а становому с исправником буркнул сквозь зубы одно только: «Стыдно, господа, стыдно!»

      Но те решительно не поняли, почему это им должно быть стыдно.

      – Ну, не шуметь, ребята! – громко закричал генерал толпе. – Я с вами говорить желаю… Смирно!

      Толпа стояла тихо: в ней улегались волны и гул последних движений; она, казалось, напряженно ждала чего-то. Шапки все более и более слетали с голов.

      – Тихо!.. тихо, ребята!.. Слухай!.. Сейчас, верно, заправскую читать будет! – пробегал по толпе сдержанный говор.

      – Смирно! – еще громче повторил генерал. – Пускай ко мне выйдут несколько человек. Я с ними буду говорить, а они потом пусть всем остальным сообщат мои слова.

      В толпе опять заколыхались и минут через пять более десятка толковых мужиков вышли из массы и, без шапок, с видом явного уважения, подошли к генералу.

      – Вы видите, кто я? – начал он, указывая на свою грудь и плечи.

      – Видим, батюшко, енарал! Видим! – поклонились те.

      – Понимаете, кто я?

      – Как-ста не понять!.. Понимаем… все понимаем.

      – Ну, то-то же!.. Теперь скажите мне, зачем вы бунтуете, властям не покоряетесь?

      – Где же мы бунтуем, батюшко, ваше благородие! – заговорили мужики. – Эк ли люди-то бунтуют!.. Мы только обиду свою ищем, а бунтовать не желаем… Зачем бунтовать?.. Мы бунтовать не согласны! Обстой ты нас, батюшко! будь милостивцем!

      – А зачем вы толпами на площадь собрались? Это разве не мятеж, по-вашему? – продолжал генерал.

      – Собрались мы, кормилец, затем, чтобы всем миром от тебя самого волю услышать… От нас настоящую-то волю скрали.

      – Как? Что? Какую волю?.. Вам была уже читана воля – чего же вы еще хотите?

      –