Поступили в продажу золотые рыбки (сборник). Кир Булычев

с полок сотру.

      – Куда уж тебе, – не согласилась Аида. – Ты небось на табуретку в последние годы не вставала.

      – Ничего, встану, – сказала Мария. – Порошок на меня хорошо действует.

      – Как желаете, – сказала Аида и легко спрыгнула на пол. – Тряпку возьми.

      Мария забрала у нее тряпку и поглядела на табуретку с недоверием. Табуретка была хлипка и стара. Муж все собирался починить ее, но за беседами с пришельцем да за неожиданной болезнью не успел.

      Мария встала на табуретку коленом, чтобы легче забраться, и Аида поддержала ее, улыбаясь одними губами.

      – Ну вот, – сказала Мария, распрямляясь. – А ты говоришь.

      Аида отошла на несколько шагов и ответила:

      – Ой, раздавишь ты табуретку, Мария, ей-богу, раздавишь.

      – Не каркай, – ответила Мария, вытянула вперед руку с тряпкой, чтобы вытереть пыль с верхней полки, но тут пошатнулась, потеряла равновесие, уцепилась за край полки, хоть знала, успела подумать, что хвататься за полку было никак нельзя.

      – Ай! – закричала Аида, отпрыгивая в сторону от покатившейся табуретки. И на помощь не пришла – а это понятно было, как ей удержать женщину, втрое превосходящую ее размером?

      Прошло самое страшное мгновение, и Мария раскрыла сожмуренные глаза. Удивление ее было велико, потому что она обнаружила, что висит на кончиках пальцев, а пол был довольно далеко внизу. Это же вредно, думала Мария, так можно и руки оторвать. И потому она отпустила пальцы и сжалась вся, чтобы падение было не очень болезненным.

      Опять она зажмурилась, опять раскрыла глаза, и теперь положение ее потеряло всякий смысл, всякую разумность. На пол она так и не упала, а мягко реяла в воздухе над самым полом, поджав ноги.

      – Изыди! – крикнула на нее Аида из-за двери. – Изыди, нечистая сила!

      Аида крестилась, плевалась, а Мария тем временем распрямила ноги, чтобы встать, но, встретившись с полом, ноги оттолкнули ее наверх и отбросили к потолку, к которому ее, легонько ударив, прижало, будто приклеило.

      Было тихо. Лишь дышала в сенях Аида и за окном чирикали воробьи.

      – Аида! – позвала Мария. – Аидушка, добрая душа. Что же это со мной творится?

      – Чур меня, – отозвалась Аида. – За милицией сейчас побегу.

      – Не надо за милицией, – сказала Мария, чуть не плача, – позору с милицией не оберешься. Ты к доктору сходи. Это ведь порошки виноваты, не иначе.

      Аида заглянула в дверь, и ее лицо, перекошенное страхом и тем ракурсом, под которым его рассматривала Мария, было страшным и жалким.

      – Порошки, говоришь? – спросила она. – Порошки?

      – Порошки. Больше я, кроме чаю, ничего сегодня не ела.

      – А я предупреждала, – сказала Аида. – Я тебе говорила, что добра от этих порошков не будет. Не иначе, как сам сатана его образ принял и Егора Акимовича на тот свет отправил, а тебе большое наказание определил.

      – Помолчала бы, – ответила Мария, которая уже пришла в себя. – Не при царской власти живешь. Сильное средство оказалось. Все давление с меня сняло, вот я в воздух и поднялась.