Госпожа трех гаремов. Евгений Сухов

Вот сюда, хан, – любезно улыбнулся есаул и показал на заставленную яствами домовину [28]. – Это твое место.

      Шах-Али медлил. Как поступить дальше, он не знал. Его хотят унизить, раздавить! Хотят заставить его есть на гробе!

      Шах-Али сделал несколько шагов к «столу». Есаул в ожидании поднял глаза на хана.

      – Мне не нужно баранины, – произнес Шах-Али. – Я хочу рыбу!

      Быть может, самое благоразумное ничего не замечать?

      – Хан казанский хочет отведать рыбы! – хлопнул в ладоши есаул.

      И тут же вошла девушка. На золоченом подносе она несла осетра. Это было любимое лакомство Шах-Али.

      – Пускай все кушанья испробует раб! – потребовал хан.

      Привели раба– высокого детину с густой бородой.

      – Ешь! – приказал есаул.

      Раб трижды широко перекрестил лоб и литые плечи, помолился своему Богу, после чего стал пробовать кушанья. Когда дело было исполнено, он поклонился хану и произнес:

      – Отведано угощение. Кажись, не отравлено. Можешь есть, хан.

      Шах-Али посмотрел на молодца. Такого ничто не свалит. Надо бы кого поплоше.

      – Пусть другой поест, – потребовал хан.

      Привели следующего раба. Им оказался тщедушный чернявый мужичонка.

      – Уж не это ли пробовать? – удивленно переспросил он, глядя на изысканный обед. И, получив удовлетворительный ответ, пробормотал: – Ладно уж, хоть перед смертушкой поем до отвала.

      Невредимым остался и этот пленник, и тогда Шах-Али сделал еще один шаг к «столу».

      Домовина была плохо стругана, сосновые доски не пригнаны. Шах-Али чувствовал спиной недобрые взгляды. «Все они хотят моего унижения! Придет же такое в голову, видно, шайтан их надоумил. Прости, Аллах, за упоминание о нечестивом! Пусть же они думают, что я ничего не заметил. Сохрани мою жизнь. Всевышний, а я стерплю! Я замолю все свои грехи, а если я все-таки вырвусь отсюда живым, то поставлю в своем уделе, городе Касимове, в твою честь каменную мечеть! Я перешагну через позор, чтобы выжить и напомнить когда-нибудь о нем обидчикам!»

      Шах-Али присел за «стол» и неторопливо приступил к трапезе. Хан старался не смотреть на есаула. Наверняка тот сейчас ловит каждый его взгляд, каждое его движение. «Я не доставлю ему такого удовольствия. Я ничего странного не заметил». Наконец Шах-Али поднялся.

      Есаул учтиво поклонился:

      – Доволен ли хан обедом?

      – Мне понравился обед, – произнес казанский повелитель и скрылся в своих покоях.

      Оставшись один, хан достал бумагу и принялся выводить ровные красивые буквы. Это было еще одно письмо князю Бельскому. «Князь, друг мой! Заступись за меня, за раба великого государя московского. Не мил я на ханстве, не люб я народу казанскому. Унижают меня и обиды бесчинные творят. Сегодня я на гробе обедал. Каково же мусульманину терпеть такое? Вызволи меня из плена, а то меня и жизни лишат. Я же великому князю и государю всея Руси Ивану Четвертому Васильевичу еще служить буду».

      Шах-Али свернул письмо, перевязал его лентой. При первой же возможности надо

28

Домовина – гроб.