Холодная война: политики, полководцы, разведчики. Леонид Млечин

быть может, сумеет воскресить несчастных детей, которых людоед засолил впрок.

      На конференции в Ялте Сталин, Черчилль и Рузвельт установили рубеж, на котором должны были встретиться наступающие советские войска и войска союзников. После войны эта демаркационная линия превратится в линию раздела Европы.

      Западные политики понимали, что у них мало шансов повлиять на судьбу Восточной Европы. Перед отлетом в Ялту Черчилль сказал своему секретарю:

      – Все Балканы, кроме Греции, будут болыпевизированы, я ничего не в состоянии предпринять, чтобы это предотвратить. И для Польши я тоже ничего не в силах сделать.

      К Балканским странам британский премьер-министр относился без всякого уважения. 2 августа 1944 года Черчилль сказал в палате общин о Болгарии, оказавшейся на стороне нацистской Германии:

      – Трижды брошенная в войну не на той стороне жалкой группой преступных политиков, которых, кажется, всегда можно было найти для того, чтобы из поколения в поколение вести страну к погибели, – трижды за мою жизнь эта презренная Болгария обрекала крестьянское население на муки войны и страдания, связанные с поражением… Какое место выпадет Болгарии на судилище, когда у всех откроются глаза на мелкую и трусливую роль, которую она играла в этой войне?..

      Конечно, в Ялте ни американцы, ни англичане не согласились на то, чтобы освобождаемые Красной армией страны перестраивались по советскому образцу. Приняли декларацию об условиях демократизации государств Европы. Но западные лидеры признали особую роль Советского Союза на востоке континента.

      – Американцы, – говорил наркому Молотову посол Гарриман, – прекрасно сознают, что в небольших странах Восточной Европы Советский Союз имеет особые интересы. Все дело в том, чтобы облечь это в какую-то такую форму, которая была бы понятна общественному мнению США, чтобы оно не считало, что Болгария и Румыния «подавлены» Советским Союзом, что выборы в этих странах не свободны, а правительство является «русской креатурой».

      «В этом месте я прервал Гарримана, – отметил Молотов в записи беседы, – и между нами произошла довольно длительная дискуссия по вопросу о том, что такое демократия вообще и демократия в Болгарии и Румынии в частности…»

      В Москве, Вашингтоне и Лондоне по-разному понимали, что такое «особые интересы», и сильно заблуждались относительно намерений друг друга. Сталин считал, что договорились так: он не строит авианосцы и не вторгается в сферы, которые Америка и Англия закрепили за собой, но и Западу незачем влезать в то, что он делает в Восточной Европе.

      Вернувшись из Крыма, в палате общин Уинстон Черчилль сказал:

      – На протяжении всей войны я ни разу не испытывал чувства такой тяжелой ответственности, как в Ялте. Мы вступаем в царство непредвиденных случайностей, где на каждом шагу возникают сомнения. Было бы ошибкой заглядывать слишком далеко вперед. Звенья в цепи судеб можно скреплять лишь по одному.

      Польское правительство, которое