Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь. В. Г. Белинский

– я постараюсь поддержать ваш разговор.

      ГОРСКИЙ. Вот прекрасно! Я должен искать предмет для разговора, как темы для ученического сочинения, а ей нужно стараться поддержать мой разговор!..

      ЛИЗАНЬКА. Но, милый дяденька, вы напрасно сердитесь и даете такой толк моим словам…

      ГОРСКИЙ (вскакивая). Вот прекрасно, моя идеальная красавица! Да когда же я сердился? Вы просто нападаете на меня с некоторого времени, сударыня!..

      ЛИЗАНЬКА. Боже мой! идеальная красавица, сударыня!.. (Плачет).

      ГОРСКИЙ. Ну вот и слезы! славно начали день рождения! (В сторону). А всё моя хандра, моя досада, которая так и ищет к чему бы придраться! (Вслух). Лизанька! милая! не сердись!..

      КАТЕНЬКА. Ах, дяденька, лучше бы вы прибили меня, – это бы мне было легче, чем видеть ее слезы… И что она вам сделала?..

      ГОРСКИЙ. Лизанька! ангел мой! (Про себя). О, грубый, дикий характер, несчастный характер! (Вслух). Лизанька, на коленях прошу у тебя прощения!.. (Становится на колени).

      ЛИЗАНЬКА (вскочив с места). Дяденька, милый дядюшка! что вы это? Встаньте или я еще больше заплачу. (Отирает глаза и улыбается). Видите ли, я не плачу. Боже мой, сколько важности пустому обстоятельству! На что это похоже!.. А всё моя глупая чувствительность!..

      ГОРСКИЙ. Нет, чорт возьми! это всё моя грубость, моя раздражительность!..

      ЛИЗАНЬКА. Да разве мне не пора уж заметить, что вы с некоторого времени на себя не походите и что этому не может быть другой причины, кроме того, в чем страшно увериться…

      ГОРСКИЙ (прерывая ее). А что, что такое думаешь ты?.. Какая причина?.. Я сам не понимаю ее… скажи…

      ЛИЗАНЬКА. Ваше здоровье, милый дяденька, оно должно быть расстроено… Мне тяжело об этом подумать… не только вам сказать… Вам надо обратить на это всё свое внимание… надо лечиться… у вас какая-нибудь важная болезнь – не надо запускать ее…

      ГОРСКИЙ (в раздумье). Да, конечно… мой характер изменяется… но я ничего не чувствую… никаких припадков…

      КАТЕНЬКА. Милый дяденька… ваши лета… тут люди обыкновенно начинают чувствовать трудность жизни…

      ГОРСКИЙ (с беспокойством и досадою). Лета?.. Конечно… но что же я за старик такой?… Я крепкого сложения… болен почти никогда не бывал… Правда, я не молодой человек… но мне странно, если я уж кажусь стариком…

      КАТЕНЬКА (с лукавою усмешкою). А вам, милый дяденька, не хочется казаться стариком?

      ГОРСКИЙ (сухо). Что же делать! Если кажусь, то не могу запретить видеть…

      КАТЕНЬКА. Послушайте, милый дяденька, по виду вы, конечно, не молодой, а пожилой человек, и притом такой любезный, такой милый, что в вас еще можно влюбиться… по крайней мере, я с охотою вышла бы за вас замуж, если бы вы в меня влюбились… Но характером – воля ваша – вы начинаете стареться, – и это огорчает нас. Мы с детства привыкли вас видеть веселым, оригинальным, милым, с вечным хохотом, с всегдашнею улыбкою и особенно с частым припевом «чорт возьми», который мы так любим…

      ГОРСКИЙ. Нашла что любить!.. Ведь ты, Катенька, уже не ребенок, и у женщин твоих лет всегда бывает «чувство приличия»,