Убить ворона. Фридрих Незнанский

не ему.

      А потом и Чирка посадили в машину. Поскольку в машине «скорой помощи», как и в других автомобилях Красного Креста, все окна затонированы, он, естественно, не мог разглядеть, где и куда едет. Когда приехали, его сдали в какую-то группу с детишками. Все дети тут же округлили глаза, пооткрывали рты и позабывали про игрушки.

      Он стоял перед ними один – маленький, растерявшийся, залитый дневным светом трещащих ламп.

      Одна девочка-уродина стала заигрывать, то и дело прячась от него то за шкаф, то за остолбеневших детишек, выискивая своими некрасивыми глазами Витьковы и снова прячась за какой-нибудь предмет. Он подумал, наверное, это ей интересно – прятать свое уродство.

      – Как тебя зовут? – спросила она у Витька.

      – Витек, – ответил тот насупленно.

      Она взяла с пола игрушечную лопатку и стукнула его по лицу:

      – Вот тебе, Витек.

      Чирков убежал и заплакал. Он плакал и звал на помощь, но никто не пришел…

      Лязгнул дверной замок. Чирков встрепенулся и резко сел на нарах. Вошел тюремный контролер в сопровождении конвоиров.

      – Чирков! На допрос, – сухо скомандовал он.

      Чирков медленно встал. Лампа дневного света, казалось, еще яростнее ввинтилась в уши своим навязчивым, сухим гулом. Точь-в-точь как тогда, в детском доме.

      Глава пятая

      Холодный утренний кофе

      Турецкий был разбужен звонком. Некоторое время он лежал, с трудом осознавая реальность. В другой бы раз он вскочил немедленно, повинуясь многолетней привычке. Скорость реакции, вечная собранность – не расслабляться ни при каких обстоятельствах. Но сегодня он уже наконец ощущал себя в отпуске и даже стал привыкать жить без служебных звонков. Сейчас Турецкий лежал, мучительно не желая подходить к телефону. Было даже что-то детское в его нежелании, какая-то обида на телефон.

      После четвертого сигнала Александр резко поднялся и взял трубку.

      – Турецкий, – сообщил он в трубку, позабыв спросонья, что он дома и может, как простой обыватель, говорить банальное «алло».

      – Здравствуй, Турецкий, – услышал он звучный голос друга, – это Меркулов.

      – Привет, – сказал Александр, борясь со сном.

      – Как дела?

      – Какие могут быть дела ни свет ни заря у человека в отпуске?

      – Какая ж заря? Ты на часы погляди – полдвенадцатого. Или у тебя, как французы говорят, «жирное утро»?

      Турецкий, щурясь, взглянул на часы.

      – У меня «жирный месяц», – огрызнулся он.

      – Слушай, – продолжал Меркулов ласково, – давно не виделись. Может, позавтракаем вместе?

      В голосе старого товарища звучала такая ироническая нежность, что Александр понял: дело не в завтраке и не в том, что Меркулов соскучился. Надо заметить – как это ни странно, при всей доверительности их отношений, – Турецкий виделся с Меркуловым не так уж часто, в основном по поводу совместной работы. Самое нелепое предложение заспанному человеку сейчас бросить все, главным образом еще не остывшую постель, и мчаться