Город. Клиффорд Саймак

говорят – нельзя. Камеру может прорвать в любую минуту. И вся энергия…

      – Ладно, ладно, – перебил его Вебстер, – нельзя так нельзя.

      Он мял в руках свою шляпу.

      – Срочное дело, – заговорил он опять. – Я только что вспомнил. Мне нужно попасть домой, я не могу ждать несколько часов.

      Вебстер сидел как на иголках, глядя на мельтешащих людей. Лица… лица…

      – Может быть, вы свяжетесь по видеофону? – предложил Дженкинс. – И дадите поручение кому-нибудь из роботов. Тут есть будка…

      – Погоди, Дженкинс. – Вебстер помялся, потом продолжал: – Нет у меня никаких срочных дел. Но мне непременно надо вернуться домой. Я не могу здесь оставаться. Еще немного – и я потеряю рассудок. Мне стало вдруг страшно там, на площадке. И здесь мне тоже не по себе. У меня такое чувство… странное, ужасное чувство. Дженкинс, я…

      – Я понимаю вас, сэр, – ответил Дженкинс. – У вашего отца было то же самое.

      – У отца?!

      – Да-да, сэр, вот почему он никуда не выезжал. И началось это у него примерно в вашем возрасте. Он задумал поехать в Европу, но так и не доехал. Вернулся с полпути. Он это как-то называл.

      Вебстер молчал, ошеломленный услышанным.

      – Называл… – вымолвил он наконец. – Ну конечно, есть какое-то название. Значит, и отец этим страдал… А дед как?

      – Не могу знать, сэр, – ответил Дженкинс. – Когда меня создали, ваш дед был в преклонных летах. А вообще это вполне возможно. Он тоже никуда не выезжал.

      – Значит, ты меня понимаешь. Знаешь, что это такое. Мне невмоготу, я заболеваю. Постарайся нанять другой вертолет, придумай что-нибудь, чтобы нам поскорее добраться до дома.

      – Слушаюсь, сэр, – сказал Дженкинс, трогаясь с места, но Вебстер остановил его:

      – Дженкинс, а кто-нибудь еще об этом знает? Кто-нибудь…

      – Нет, сэр, – ответил Дженкинс. – Ваш отец никогда об этом не говорил. И не хотел, чтобы я говорил, я это чувствовал.

      – Благодарю, Дженкинс, – сказал Вебстер.

      Он снова съежился в кресле. Ему было тоскливо, одиноко, неуютно в гудящем зале, битком набитом людьми. Нестерпимое, выматывающее душу одиночество.

      Тоска по дому – вот как это называется. Самая настоящая, неприличествующая взрослому мужчине тоска по дому. Чувство, простительное подростку, который впервые покидает отчий дом и оказывается один в незнакомом мире.

      Есть у этого явления мудреное название – агорафобия, что означает боязнь пространства, а если буквально перевести с греческого – страх перед рыночной площадью.

      Может быть, пройти через зал к будке видеофона, соединиться с домом, поговорить с матерью или с кем-нибудь из роботов? Или еще лучше: просто посидеть и посмотреть на усадьбу, пока Дженкинс не придет за ним.

      Он привстал, но тут же опять опустился в кресло. Какой смысл? Говорить, смотреть – это все не то. Не вдохнешь морозного воздуха с привкусом сосны, не услышишь, как скрипит под ногами снег на дорожке, не погладишь рукой стоящие вдоль нее могучие дубы. Не согреет тебя тепло очага,