Младость. Леонид Андреев

мещанскими домишками. Сейчас все заняты тем, что выставляют первую зимнюю раму. Собрались: сам Мацнев, Николай Андреевич, высокий, полный, красивый еще человек, со смуглым цыганским лицом; видимо, обычно носит русский костюм, но сейчас домашне и привычно распущен: красная шелковая, полурасстегнутая в вороте рубашка без пояса, широкие черные шаровары, внизу завязанные тесемочками. Вместо сапог – туфли. Ему всегда жарко. Александра Петровна, жена, добрая и всегда озабоченная. Старшая сестра Мацнева, вдова, одинокая женщина с характером – зовут все тетей Настей; и стоит и ходит, заложив руки в бока, курит. Гимназистик Вася, грязный, замусоленный, видно, что сейчас только возился в какой-то грязи; карманы оттопыриваются от бабок. Взволнован больше всех и всем лезет под ноги. Две взрослые гимназистки, семиклассницы: дочь Надя, скромная, тихая, мечтательная девушка, влюбленная в подругу, – и подруга Зоя Николаевна Пастухова. Дворник, он же и кучер Петр.

      От одного окна цветы отодвинуты, и Петр, взгромоздившись на подставленный стол и тужась, тянет за веревку, продетую в кольцо на верхней перекладине рамы. Александра Петровна со страхом смотрит на раму и время от времени поднимает руки вверх, как бы готовясь принять свалившегося Петра и раму. Тетя Настя, самостоятельно заложив руки в бока, смотрит иронически. Гимназистки в стороне.

      Мацнев. Да ты тяни, а не мусоль! Ну?

      Петр. Да она не падает, Николай Андреич. Боюсь, как бы веревка не оборвалась, тогда я вам таких дров наделаю. – Не идет, говорю.

      Александра Петровна. Ну, конечно, оборвется. Петр, Петр!

      Мацнев. Дай-ка я… Эх, ты, ворона!

      Тетя (иронически). Сам собрался – да тебя, батюшка, и стол-то не выдержит.

      Вася. Пусть папа, – папа, полезай! Лезь, папа.

      Мацнев (пробует стол). А ведь – правда, не выдержит. Петр, принеси-ка стол из кухни.

      Александра Петровна. Да не надо, Николай Андреич. Ну, что ты собрался к вечеру рамы выставлять, еще захолодает.

      Вася (возмущенно). Ну, что ты, мама, говоришь! Такая жара, а она…

      Тетя. Уж оставь его, Саша: приспичило. Петр, а ты и правда на голову-то не свались, не легонький!

      Петр (тужась). И свалишься!

      Вася. Папа, пусть он вожжи возьмет. Новые, они крепкие.

      Мацнев. Не мешай, Васька! А и то правда: принеси-ка, Петр, вожжи. Старые возьми.

      Вася. Нет, новые! Новые, Петруша, возьми.

      Александра Петровна. Да не мешай ты, Вася.

      Петр (выходя). Лодыжки-то рассыпал, подбери, – игрок!

      Вася. Где? (Подбирает, толкая сестру.) Пусти, Надька, под тебя закатилась. Да пусти ты, когда тебе говорят: расставилась, как барыня!

      Надя. Ну, и выражаешься ты, Васька.

      Мацнев. Васька! Не выражайся.

      Вася. А чего ж она?

      Мацнев (делая вид, что сконфузился за свой костюм перед барышней). Ах, простите, что я без галстука.

      Как будто хочет поднять подол рубашки и закрыть им шею. Вася хохочет.

      Надя (смущенно). Ну, ты всегда, папа.

      Александра Петровна. Оставь, Николай Андреич!

      Вася. Я тоже без галстука. Смотрите.

      Поднимает вверх куртчонку, опять вываливаются бабки.

      Надя. А у вас уже выставлены рамы, Зоечка?

      Зоя. Нет, у нас они просто как-то открываются. Николай Андреич, а правда, что сегодня очень хороший день?

      Мацнев. Правда, Зоенька, правда святая. – А ну-ка, Петр! – А ты где был, Всеволод, помогай.

      С Петром вошел старший сын, Всеволод, студент.

      Всеволод. В саду яблони окапывал. Что выставлять? Можно.

      Вася (с диким пафосом поет). «Выставляется первая рама, и в комнату шум ворвался…»[1]

      Александра Петровна. Да замолчи ты, Вася, оглушил!

      Мацнев. Васька! – Продел, Петр?

      Петр (тужась). Готово. Э – ты! не идет.

      Всеволод. Пусти-ка, Петруша.

      Вскакивает на стол.

      Александра Петровна. Не надо, Севочка, упадешь. Скажи ему, Николай Андреич!

      Тетя. Теперь уже молчи, Саша. Герои! В молчании Всеволод тянет вожжи, постепенно вытягивая раму; Вася тянет также за свободный конец вожжи; все глядят вверх; Петр и Мацнев, подняв руки, поддерживают и принимают отлипшую раму.

      Вася (кряхтит). Здорово!

      Взволнованное молчание. Петр выносит раму, все невольно толпятся к окну, отодвигают стол; Мацнев старается распахнуть окно.

      Александра Петровна.

1

«Выставляется первая рама, и в комнату шум ворвался…» – начальные строки из стихотворения (без названия) А. Майкова (1854).