Пора, мой друг, пора. Василий П. Аксенов

по-русски. Я взял пива и отошел к ближайшему столику. Кто-то убрал локоть, и я поставил свою кружку на грязный мрамор, прямо о который люди гасили сигареты. На меня смотрел серый глаз, качающийся над кружкой рыжего пива. Парень в морской фуражке внимательно разглядывал меня. Перед ним на газетке лежала горка копчушек. Он пил пиво, прищурив один глаз, а вторым так и буравил меня. Такой это был тертый-перетертый паренек, каких можно увидеть в любом месте страны. Заметив, что я не отворачиваюсь, он подвинул ко мне свои копчушки:

      – Угощайтесь.

      – Благодарю. – Я схватил копчушку, оторвал ей голову и мгновенно сжевал.

      Парень поставил кружку и спросил в упор:

      – Сам-то откуда?

      – Москва.

      – А я из Пярну, механик по дизелям. – Он протянул через стол руку. – Сережа Югов. Ты, друг, пойми меня правильно. Я так считаю, что рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.

      – Правильно, Сережа.

      – Образование у тебя высшее?

      – Да нет. Я сейчас в киноэкспедицию нанялся, такелажником. А до этого шоферил в Московской области.

      – Много имеешь?

      – Мало.

      – Слушай, «Гастроном» еще работает. Давай скинемся на полбанки?

      – На чекушку пойдет, не больше.

      Мы сложились по семьдесят пять копеек, и я побежал в «Гастроном». Бегом я пересек Рыночную площадь, перескочил через металлический барьер и сразу плечом нажал на дверь «Гастронома», которую уже закрывали, выпроваживая последних покупателей.

      – Закрыто! – борясь со мной, крикнула из-за стекла тетка в белом халате. – Закрыт магазин, пьяницы проклятые!

      – О миссис, гив ми плиз уан баттл водка! – крикнул я.

      Она осмотрела меня и пропустила, приняв за иностранца.

      – Вас волен зи? – неожиданно спросила она.

      – Литтл баттл водка, – беспомощно жестикулировал я и гремел мелочью. – Это есть чекушка.

      – Гопник вы самый настоящий, – разгадала меня тетушка, но бутылку все-таки отпустила.

      Бегом, с чекушкой в кармане, восторженным и гулким галопом, как в лучшие годы юности, я пересек площадь и ввалился в буфет. Я понимал, что это тоже входит в курс моих дурацких инъекций.

      Сережа Югов стоял суровый, ни с кем не разговаривал, ни с кем не общался, хранил верность мне, даже пива не трогал. Еще с порога я подал ему ободряющий знак.

      – Давай с пивом сольем, – предложил он. – Крепче ударит.

      Действительно, ударило крепко. Сережа поднял свой чемоданчик, и мы вышли из буфета. Мы пошли на вокзал – я решил проводить Сережку Югова.

      Он шел рядом и что-то мне рассказывал о своей беспечальной жизни, в которой он всегда был вот таким крепышом с прямым позвоночником и расправленными плечами. Тихо шелестели и изредка хлопали его клеши.

      – Я, Валя, на минном тральщике служил, а потом на энском эсминце. Даже в загранку ходил, в Стокгольм с дружественным визитом.

      Он посмотрел на меня искоса, поставил чемоданчик на асфальт и вытащил из кармана военный билет. Открыл его и показал мне: Югов Сергей Иванович, старшина II статьи, – сжатое, как кулак, лицо