Социология искусства. Хрестоматия. Коллектив авторов

шение подготовить «Хрестоматию» – собрание фрагментов основных работ философов и социологов всех времен и народов, так или иначе трактующих проблемы функционирования искусства в обществе, т. е. проблемы социологии искусства. Составители «Хрестоматии» полагают, что собранные в ней материалы будут способствовать расширению горизонтов социального мышления любознательных студентов.

      Раздел I

      ЗАРУБЕЖНАЯ СОЦИОЛОГИЯ ИСКУССТВА

      Глава I

      От Античности к Новому времени

      I.1. Платон

      Двоякое воспитание стражей: мусическое и гимнастическое

      Платон (427–347 гг. до н. э.) – древнегреческий философ, родоначальник платонизма. Около 387 г. основал в Афинах Академию (от имени Академа, владельца рощи, в которой учил Платон). Платон впервые ввел в философскую литературу жанр диалога: воспроизводя беседы Сократа, Платон приходит к разработке диалектики, которая тесно связана у него со стихией живой речи и умело направленной беседы.

      Этика и политика (учение о государстве) неразрывно связаны у Платона. Индивидуальная добродетель и общественная справедливость – два полюса, которые Платон пытается согласовать. Рассматривая природу добродетели, Платон приходит к убеждению, что идеалом является согласование добродетелей со строем государства.

      Платон оказал громадное влияние на все последующие школы эллинистической философии, равно как на развитие философии в Средние века и в Новое время.

      Каким же будет воспитание? Впрочем, трудно найти лучше того, которое найдено с самых давнишних времен. Для тела – это гимнастическое воспитание, а для души – воспитание мусическое.

      – И воспитание мусическое будет у нас предшествовать гимнастическому.

      – Как же иначе?

      – Говоря о мусическом воспитании, ты включаешь в него словесность, не правда ли?

      – Я – да.

      – В словесности же есть два вида: один – истинный, а другой – ложный?

      – Да.

      – И воспитывать стражей надо в обоих видах, но сперва – в ложном?

      – Вовсе не понимаю, о чем это ты говоришь.

      – Ты не понимаешь, что малым детям мы сперва рассказываем мифы? Они, вообще говоря, ложь, но есть в них и истина.

      Имея дело с детьми, мы к мифам прибегаем раньше, чем к гимнастическим упражнениям.

      – Да, это так.

      – Потому-то я и говорил, что сперва надо приниматься за мусическое искусство, а затем за гимнастическое.

      – Правильно.

      – Разве ты не знаешь, что во всяком деле самое главное – это начало, в особенности если это касается чего-то юного и нежного. Тогда всего вернее образуются и укореняются те черты, которые кто-либо желает там запечатлеть.

      – Совершенно справедливо.

      – Разве можем мы так легко допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие попало и кем попало выдуманные мифы, большей частью противоречащие тем мнениям, которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют?

      – Мы этого ни в коем случае не допустим.

      – Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов: если их произведение хорошо, мы допустим его, если же нет – отвергнем. Мы уговорим воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их помощью формировать души детей скорее, чем их тела – руками. А большинство мифов, которые они теперь рассказывают, надо отбросить.

      – Какие именно?

      – По более значительным мифам мы сможем судить и о второстепенных: ведь и те и другие должны иметь одинаковые черты и одинаковую силу воздействия. Или ты не согласен?

      – Согласен, но я не понимаю, о каких более значительных мифах ты говоришь?

      – О тех, которые рассказывали Гесиод, Гомер и остальные поэты. Составив для людей лживые сказания, они стали им их рассказывать, да и до сих пор рассказывают.

      – Какие же? И что ты им ставишь в упрек?

      – То, за что прежде всего и главным образом следует упрекнуть, в особенности если чей-либо вымысел неудачен.

      – Как это?

      – Когда кто-нибудь, говоря о богах и героях, плохо их изобразит, словно художник, который нарисовал нисколько не похожими тех, чье подобие он хотел изобразить.

      – Такого рода упрек правилен, но что мы под этим понимаем?

      – Прежде всего величайшую ложь, причем о самом великом, неудачно выдумал тот, кто сказал, будто Уран совершил поступок, упоминаемый Гесиодом, и будто Кронос ему отомстил.

      О делах же Кроноса и о мучениях, которые он претерпел от сына, даже если бы это было правдой, я не считал бы нужным так запросто рассказывать тем, кто еще неразумен и молод, – гораздо лучше обходить это молчанием, а если уж и нужно почему-либо рассказать, так пусть лишь весьма немногие выслушают это втайне и при этом принесут в жертву не поросенка, но что-то большое и труднодоступное, чтобы рассказ довелось