Русалка и зеленая ночь. Юлий Буркин

откуда и зачем?! – поинтересовался он.

      – По любовным делам, – с вызовом ответил Ванечка и слегка грузанулся, стоит ли добавить «в морг». Но решить не успел, так как милиционер, внимательно оглядев обнявшихся друзей, понял все по-своему.

      – А-а, – кивнул он с дурашливым участием. – Ну, это у нас не возбраняется. Только напиваться-то так зачем?

      – Для храбрости, – пискнул Даниил. Ведь и впрямь, не напейся он так, никакими уговорами его было бы не заставить опять отправиться в царство суровой моржихи.

      – Боишься? – усмехнувшись, гнул свою линию мент. – В первый раз, что ли?

      – Во второй, – признался Даня.

      – Так ежели во второй. Зря тогда боишься, малохольный.

      Из кареты раздался радостный гогот ментовского напарника.

      – Отставить страх, резьба-то уже сорвана, – добавил лейтенант.

      Не въехав в замшелую шутку про резьбу, Сакулин понял только то, что милиционер его порыв одобряет.

      – Спасибо вам, товарищ майор, – сказал он серьезно (он видел на погонах две звездочки, но думал, что это у него двоится в глазах). – Есть отставить страх.

      – Какой же я тебе майор? – удивился мент.

      – Самый на-на-настоящий, – осознав свою ошибку, стал оправдываться Даня. – Только будущий. Вот увидите.

      – Экий ты ловкий, – усмехнулся лейтенант. – Ну, ладно, спасибо на добром слове. Проходите с богом.

      – А пошли с нами?! – невпопад предложил душевный Ванечка.

      – С вами? – удивился лейтенант. – Э-э… Нет, ребята. Жалко прямо, но с вами – никак. Служба, понимаете ли.

      – Товарищ милиционер, – не унимался любвеобильный Ванечка, – а можно мне вас поцеловать на прощание?

      Гогот из кареты раздался еще куражестей прежнего.

      – И взасос, конечно? – мрачнея, уточнил лейтенант.

      – А как же ж еще?! – все так же радостно вскричал Ванечка.

      – Может, тебе еще и минетом услужить, брат мусорщик? – в голосе лейтенанта послышалась усталая угроза.

      – Да нет, не стόит, – не заметив ее, с сожалениям вздохнул Иван. – Теперь ведь пост на Руси. А я такой человек, что и за тысячу рублей не захочу оскоромиться.

      Мент немного помолчал, пристально вглядываясь в лицо Ванечки и решая, дурак тот или издевается, потом сказал недобро:

      – Ступайте-ка вы с миром, добропорядочные наши православные граждане.

      – До свидания, – кивнул Ванечка.

      – Бывайте, бывайте… – бросил мент, и карета, покачиваясь, неспешно отлетела от путников.

* * *

      В те, позже преданные забвению, минуты Даня одновременно и жаждал встречи с дежурившей давеча в морге женщиной, и страшился ее. Жаждал оттого, что хотел оправдаться хотя бы перед самим собой за случившийся с ним утром приступ робости, страшился же потому, что понятия не имел, что скажет ей теперь. Но в морге ему пришлось столкнуться с разочарованием и, в то же время, облегчением: двери отпер невысокий бородатый дяденька. Кто он – сторож ли, ночной