Монументальная пропаганда. Владимир Войнович

ЦК комсомола Шелепина.

      – Надо же! – удивилась Аглая, разглядывая диплом. – Какие люди осчастливили наше захолустье!

      В Долгове по причинам, изложенным выше, встречались люди с высшим образованием, но с таким все же встречались нечасто.

      – А где же вы после института работали?

      – На лесоповале, – сказал Шубкин просто.

      – Почему? – спросила она и тут же поняла, что глупость сморозила, чего уж тут спрашивать.

      И пока он молол ей что-то невнятное о необоснованных репрессиях и перегибах, она все решила.

      – Понятно, – перебила она. – А почему вы, собственно, к нам?

      – Ну, во-первых, потому, что увидел объявление, во-вторых, у меня подходящее образование, и в-третьих… – он выдержал паузу и закатил немного глаза, – я очень люблю детей.

      – Детей все любят, – заметила Аглая. – Тем более, – подчеркнула, – наших, советских детей, – имея в виду, что наших, но не ваших. – А у вас, кстати сказать, собственные детишки есть?

      – Нет, – сказал Шубкин, словно бы извиняясь. – Не обзавелся. Потому что… сами понимаете.

      – Ну да, – простила она. – Это понятно. Но, – развела руками, – к сожалению, у нас для вас нет места.

      И, давая понять, что разговор окончен, полезла в пачку за очередной «беломориной».

      Но он уходить не торопился.

      – Но вы только что сказали, что у вас есть место.

      – Я сказала, но вижу, что у вас нет достаточного педагогического опыта. Образование у вас, конечно, очень высокое. Для нас, может быть, даже и слишком. Но у нас же специфика. У нас дети трудные, без родителей. Вам лучше для начала попробовать в обыкновенной школе.

      Ясно, что слова о недостатке опыта были лишь отговоркой. На самом деле она отказала Шубкину потому, что таких, как он, не любила. Она твердо знала, что туда ни за что не попадают. Она рассуждала по известной логике: вот я жила честно, и меня никто не посадил. И этого не посадили, и того не посадили. А уж если посадили, то дыма без огня не бывает, значит, было за что. Допустим, теперь новые времена. Социалистический строй укрепился, и партия, она сильная, может проявить к врагам известную снисходительность. Можно сократить наказание, трудоустроить. Но доверять подобным типам воспитание подрастающих поколений – этого нельзя допустить никогда и ни при каких обстоятельствах.

      Ее, однако, поправили.

      Это тоже был один из признаков надвигающихся перемен. Шубкин пожаловался в Роно. Оттуда пришел приказ: трудоустроить. Аглая, скрепя сердце, подчинилась, но определила нового педагога не преподавателем в старшие классы, как он просил, а воспитателем в старшую дошкольную группу.

      Но продолжала относиться к нему подозрительно. Ей не нравилось, что он своим маленьким воспитанникам рассказывает про каких-то мух-цокотух, гадких утят, козлят, поросят и волков.

      – Если уж вы им и рассказываете про этих поросят, – учила она, – подведите под них идейную базу. Объясните, что поросята – это развивающиеся страны Африки, Азии и Латинской Америки,