Найденный мир. Владимир Серебряков

поднял голову.

      – Да. Как утконос… – повторил он задумчиво. – Продвинутые черты, смешанные с архаичными. Смотрите, развитый киль, мощные летательные мышцы – и рядом совершенно крокодильи зубы: настоящие, укорененные в челюсти. Строение скелета птичье, а форма позвонков скорее рептильная, двояковогнутая… Владимир Афанасьевич, куда вы?

      – Одну минуту. – Обручев пробежался пальцем по корешкам книг, загромоздивших полку. «Манджур» строился не как исследовательское судно, и места для библиотеки на нем тоже не было. Книги приходилось хранить в каютах или в той же кают-компании. – Да, вот. Смотрите.

      Он раскрыл толстый том на нужной странице.

      – Она?

      Никольский впился взглядом в гравюру.

      – Очень похоже, – признал он. – Конечно, размер не совпадает – наш экземпляр больше. Но в целом сходство просто поразительное.

      – Ихтиорнис диспар, – прочитал Мушкетов, заглядывая старшим коллегам через плечо. – Я свернул шею живому ископаемому.

      – Сначала морские ящеры. Теперь вот это. – Обручев потер виски, будто пытаясь избавиться от головной боли. – Жюльверновщина какая-то.

      – У Жюль Верна, сколько помню, за допотопными тварями пришлось забраться в самые недра Земли, – поправил юноша. – А перед нами, кажется, Земля сама вывернулась наизнанку.

      – Я уже боюсь вскрывать этой твари зоб, – пожаловался Никольский. – Мало ли что там окажется неправдоподобного.

      Он покрепче стиснул скальпель и решительно сделал надрез. Черная, адски смердящая жижа брызнула в кювету.

      – Слава богу, панцирей аммонитов тут нет, – сообщил зоолог с напускной веселостью. – Я уже ожидал…

      Он замялся, вороша комковатую жижу пинцетом. При каждом движении по ноздрям ударяла очередная волна невыносимой вони.

      – Интересно… – пробормотал он. – Нет рыбьих скелетов. Вообще. Только клювы кальмаров и какие-то пластинки наподобие гладиусов. Почему?

      – Возможно, там, где она питалась, – предположил Обручев, – рыбы не было. Только головоногие. Вроде аммонитов.

      Воцарилось неловкое молчание.

      Чем ближе становилась незримая линия Разлома, тем тяжелей давалась «Манджуру» каждая миля. Казалось, будто стихии сговорились между собою, чтобы не позволить кораблю пересечь роковую черту. Море будто взбесилось: местами сильнейшее течение подхватывало канонерку, так что паровая машина едва справлялась с напором мальштрема, а то вдруг дыбилось островерхими, колючими волнами, заставляя «Манджур» подпрыгивать и дрожать, словно норовистый конь, или могучие валы начинали идти по нему стройными шеренгами, вскидывая корабль к небесам, под самые облака. Вода меняла цвет: океан пронизывали мутные струи, насыщенные чем-то наподобие мелкой ряски. Зато ветер оставался неизменен: он дул с северо-запада, все сильней и сильней, волоча на себе тяжелые низкие тучи. На протяжении нескольких ночных часов ливень хлестал такой, что казалось, будто канонерка пошла на дно и теперь идет малым ходом