Маски Черного Арлекина. Владимир Торин

наследник благородного рода, сын барона Фолкастлского – человек, который меня любит и которого люблю я. Многое изменилось в твое отсутствие, Некромант. Для тебя же будет лучше, если ты не будешь показываться из этой комнаты и исчезнешь туда же, откуда появился.

      Сказав это, графиня вышла за двери.

      Раненый закрыл лицо ладонями и тихо-тихо заскулил. Он плакал, теперь он мог себе это позволить.

      А леди Агрейна билась в немых рыданиях по ту сторону двери...

      Глава 2

      В пасти кошмара,

      или Прибывший издалека

      Портреты и пыль, почерневшие рамы —

      Осколки былого, свершившейся драмы.

      Их лица – лишь тени в плену отражений,

      Разбитых зеркал, пелены наваждений.

      Ты знал их. То отблески жизни забытой,

      Печальной, трагичной, никчемной, убитой...

      Ты видишь их вновь, словно взялся руками,

      И режут осколки ладони краями...

      Здесь в каждой крупице насыпано боли,

      Фрагменты полотен – все части юдоли.

      И в них ускользающий призрачный облик

      Кровавою дланью рисует художник.

      Выводит на сердце стальною иглою...

      Признанья и клятвы, что скрыты золою.

      Сожженных, заброшенных, сломанных зданий,

      Твоих преступлений. Твоих наказаний...

      Но старые рамы пощады не знают,

      Что злобные псы, рвут на части, терзают.

      От них не сбежать: это сны твои, грезы,

      Острее, чем явь, чем шипы черной розы...

«Портрет».

      Баллада, написанная

      на старом клочке пергамента,

      найденном на запыленном чердаке

      одного из домов Дайкана

      Где-то в стране Смерти

      Черный тракт тянулся в безызвестность, рождаясь, словно смоляная река, истекающая из огромной мраморной арки. По бокам этого белого, как полированная кость, сооружения к багровому небу тянулись двадцатифутовые, походящие на человеческие хребты, колонны, на чьих гротескных капителях, выполненных в виде огромных ладоней, возлежал треугольный фронтон, украшенный тонким лепным барельефом. В его центре рукой неведомого мастера была изображена тонущая в тяжелых складках одеяния фигура с оперенными крыльями таких размеров, что казалось, будто они могут поднять в воздух не только своего обладателя, но и, должно быть, какой-нибудь город. Лица у этого существа не было, а вместо него – гладкий, как зеркало, овал. У ног крылатого в различных позах застыли семеро изломанных силуэтов, у каждого из которых четко проглядывала лишь определенная часть тела: у кого-то – рука с когтями, у другого – обтянутая тонкой кожей грудная клетка с провалом на месте сердца, у третьего – нижняя часть лица, где отсутствовали губы, и вместо них грубые десны переходили в загнутые, словно крючья, клыки; четвертый (согбенный в рабском молении) обнажал хребет с выступающими из-под кожи шипами, вырывающимися из позвонков; у пятого был хвост, шестой являлся обладателем длинных,