Батальон ангелов. Борис Акунин

провокации лютая злоба вскипала в секунду. Романов ощущал себя раскаленным самоваром, который пышет паром и плюется обжигающими брызгами.

      – Что-о-о? – удавленно засипел штабс-капитан.

      Голубые глаза стали белыми и намертво впились в физиономию хама. Пальцы откинули клапан кобуры.

      Все трое красноповязочных моментально вспомнили, как устав предписывает вести себя со старшим по званию. Винтовки – к ноге, грудь вперед, подбородок вверх. Ефрейтор стоял бледный. Сглотнул слюну.

      – Виноват, господин штабс-капитан. Тёмно. Не разглядел.

      На лестнице, положим, было светло, но придираться Алексей не стал.

      – Что тут творится? Вы кто такие?

      – Мобильный отряд особого назначения, господин штабс-капитан! Прибыли согласно приказу занять помещение!

      Мобильный? Романов вспомнил, что вдоль улицы стояло несколько грузовиков и легковых автомобилей – он не придал этому значения.

      – Какого такого особого назначения?

      – Состоим в распоряжении господина комиссара! Тут теперь ихний штаб будет, а мы при нем!

      Пытаться что-то выяснить у перепуганного ефрейтора было пустой тратой времени.

      – А комиссар где?

      – Так что наверху, в кабинете! Колидором и направо.

      В кабинете Козловского, сообразил Алексей.

      Кивнув солдатам, поднялся выше. По крайней мере, выяснилось, с кем тут разговаривать.

      За спиной послышалось:

      – Еще один шумный. Щас его гавкать-то отучат…

      Господин комиссар

      В коридоре бродили какие-то люди – и солдаты, и штатские, – сваливали кучами папки и бумаги, собирали мусор в рогожные мешки. Через распахнутые двери было видно, как из некоторых комнат документы вышвыривают прямо в окно – должно быть, лень возиться.

      Чувствуя, как дергается щека, штабс-капитан убыстрил шаг. Он знал, какой ценой оплачена вся эта писанина: не деньгами – жизнями.

      В кабинете начальника двери тоже были нараспашку. Расхристанный матрос волок прочь холст в массивной золотой раме: с него щурился лобастый сановник в лентах и орденах. Подполковник Козловский свято чтил память Петра Аркадьевича Столыпина и держал его портрет у себя над столом, хотя в нынешние революционные времена убиенного премьера называли не иначе как «реакционером» и «вешателем».

      Пользуясь тем, что матрос не закрыл за собой дверь, Романов вошел без стука.

      Из кабинета всё уже вычистили. Шкафы стояли пустые; оперативные схемы и фотографии разрабатываемых «объектов» со стен исчезли – осталась лишь карта фронтов. Перед нею-то и стоял невысокий, плотненький господин в хорошем френче без погон и чудесных желтых крагах, задумчиво подперев щеку.

      – Что тут творится? – повторил Романов вопрос, который уже задавал солдатам.

      Незнакомец проворно обернулся. Оказалось, что он не подпирает щеку, а осторожно ощупывает свежий синяк, расползающийся по скуле. И смотрел человек не на карту боевых действий,