Четвертый. История одного сыска. Андрей Зарин

слабо улыбнулась и выпрямилась.

      – Ничего, Валерьян, не беспокойся! Просто я услыхала слово "убили"…

      Генерал покачал головою.

      – Опять эти нервы! Поезжай-ка ты за границу или в наше Широкое. Ты, моя рыбка, совсем о здоровье не заботишься…

      В голосе генерала слышалась вся нежность его чувства к молодой жене.

      Она приветливо кивнула ему.

      – Поедешь ты, и я с тобою! Ну, кого убили?

      Генерал, уже успокоившись, отхлебнул кофе, затянулся сигарою и, взяв газету, стал читать вслух.

      – Дергачева… Помнишь, я у него выручал векселя Павлуши? Такого армянского типа, крашеный!

      Вера Андреевна кивнула.

      – Ну вот его! Подле Павловска. Что-то таинственное. Нашли труп. Голова разбита топором. "Хотя при убитом оказались и часы, и перстень, и кошелек, и бумажник, – убийство все же совершено, видимо, с целью ограбления, так как боковой карман пальто вывернут и даже испачкан кровью. Преступник, очевидно, вытащил из него крупную сумму, после которой не стоило уже брать кошелька с несколькими рублями". А? Вот тебе и копил денежки! Тебе дурно, Верунчик, а?

      – Я прилягу, – тихо сказала Вера Андреевна, – этот случай правда ужасен. Особенно когда знали человека.

      Генерал отечески-нежно поцеловал жену в лоб и оставил ее у дверей будуара.

      Вера Андреевна вошла в будуар и нажала кнопку звонка. Когда вошла горничная, она сказала:

      – Паша, там, на веранде, осталась газета. Принесите ее мне!

      Паша вернулась с газетой.

      – Оставьте на столе. Если кто придет, извинитесь. У меня мигрень.

      – Слушаю! – отвечала Паша и вышла.

      Вера Андреевна нашла сообщение об убийстве и стала жадно выхватывать строки глазами.

      "Вчера, рано утром, сторож Павловского парка, идя к своему посту, увидел у канавы, что отделяет Царскосельский парк от Павловского, труп. По прибытии судебных и полицейских властей открыто несомненное преступление…"

      А потом: "…в трупе признали небезызвестного Петербургу дисконтера, Антона Семеновича Дергачева, проживавшего в Павловске на даче. По показанию прислуги он, как всегда, вышел из дому около 10 часов на музыку и не вернулся. Следствие ведется энергично…" И все.

      В дверь осторожно постучались.

      Вера Андреевна вздрогнула.

      – Кто? Что надо?

      – К вашему сиятельству посыльный. Пакет принес!

      – Положите! Дайте посыльному мелочи! И больше не тревожьте меня.

      Вера Андреевна заперла дверь, взяла пакет, быстро вскрыла его и облегченно вздохнула.

      Потом на миг глаза ее затуманились, но, отгоняя страшную мысль, она прошептала уверенно: "Не может быть!" – и опять надавила кнопку.

      Паша вошла снова.

      – Затопите камин, Паша!

      II

      Катя с булками и «Петербургской газетой» в руках, как сумасшедшая, вбежала в комнаты, крича:

      – Барыня, барыня! Нашего Дергача убили! Вчера убили! Топором!

      Молодая красивая женщина выскочила из темной спальни в одной сорочке, босиком.

      – Что ты говоришь? Ты врешь? Он третьего дня был у меня!

      – Ну, вот! А от нас домой, а ночью его и хлопнули! Вот, читайте! Я нарочно газету купила! Мне в лавке Авдей сказал! Вот! – и Катя сунула в руки своей барыне газету.

      Барыня опустилась в кресло и развернула газету.

      – Тут вот, сейчас, как отвернете!

      Барыня прочла напечатанный крупными буквами заголовок: "Убийство ростовщика".

      – Читайте вслух! – попросила Катя.

      Барыня стала коленками на кресло, совсем склонилась к газете и стала, медленно разбирая слова, читать описание убийства Дергачева:

      – "Следствие ведется с энергией. На место преступления прибыл агент сыскной полиции. Пока еще ничего не открыто, но надо ожидать, что энергия следователя и ловкость агента скоро откроют преступника".

      Барыня хлопнула рукой по газете.

      – Это Степкино дело, – воскликнула она, – вот чье!

      – Что вы, барыня!

      – А я знаю, и ты не спорь! Дай скорее кофе, и я поеду!

      – Куда?

      – На него показать. Вот что!

      Лицо барыни горело негодованием и обидой. Она стояла перед Катей в одной рубашке, с распущенными волосами и, махая перед ее лицом рукою, кричала:

      – Что ты знаешь? Коли он сам мне грозил убить его! А теперь со мною рассорился, запил… и очень просто! Давай кофе! – окончила она и скрылась в спальне.

      III

      Николай Николаевич Савельев, двадцати трех лет, с красивым испитым лицом, проснулся в двенадцать часов дня с тяжелой головой от беспутно проведенной ночи.

      Он позвонил и вошедшему человеку приказал подать себе кофе и газету.

      Николай Николаевич, или