Садовник. Родриго Кортес

преодолела естественную брезгливость к низшему сословию и отважилась коснуться Себастьяна.

      Она просто погладила его по голове – ничего более, но все его существо пронизало такое острое и такое сильное чувство, словно он увидел бога.

      Вслед за тем весь год она милостиво разрешала Себастьяну время от времени сидеть у своих колен и подавать ей забытый на столике веер или книгу. И каждый раз это заставляло его буквально захлебываться от восторга.

      Прошло не более шести месяцев с того дня, когда охваченная непонятным приступом печали сеньора Долорес высказала пожелание лежать именно здесь, в ее любимом саду, среди живых роз, а не в мрачном склепе среди нелюбимых ею родственников мужа.

      И он это запомнил.

      В тот день, когда она умерла, Себастьян уже знал, где похоронит ее, – в самом центре огромной, идеально круглой клумбы дамасских роз.

      Он сам разбивал эту клумбу прошлой осенью. Отмерил привязанной к забитому в центре колышку веревкой идеальный круг шести шагов в поперечнике и аккуратно, точно по веревке, ровными концентрическими кругами засадил его бордовыми розами. Затем пустил в разные стороны стреловидные лучи из алых цветов и заполнил свободное пространство светло-розовыми. И только в самом центре еще оставалось пустое круглое пятнышко – для белых. Осенью у поставщика не оказалось нужного числа укоренившихся черенков, но их должны были подвезти этой весной.

      И теперь, превозмогая навалившуюся смертельную усталость, Себастьян вошел в самый центр клумбы, на единственное свободное от цветов место, и как заведенный копал землю и уходил все глубже и глубже, обустраивая новое, настоящее, а главное, желанное посмертное ложе для сеньоры Долорес Эсперанса.

      Он ушел вглубь на метр, уперся в смесь камня и глины, сходил за киркой, а потом и за ломом, и прошел еще полметра. Затем еще четверть, и к утру, когда небо на востоке начало отдавать сиреневым цветом, понял, что пора остановиться.

      Могила была уже достаточной глубины, примерно полтора его роста, и только одно было не совсем правильно: она оказалась слишком узкой – только чтобы сесть.

      Себастьян посмотрел на смирно лежащую возле кучи навоза и бочек с настоем табака сеньору Долорес, потом в яму и снова на сеньору и решил, что сидя ей будет даже удобнее.

      На подгибающихся ногах он подошел к сеньоре, упал рядом на колени и прижал ее седую маленькую головку к своей груди. Он знал, что пройдет совсем немного времени, и она станет похожей на зимний цветок – черный, со слипшимися, дурно пахнущими лепестками и ломким безжизненным стеблем. Но цветы, которые прорастут из ее закрытых глаз и впалых щек, всегда будут напоминать ему о ней настоящей – теплой и живой.

      Себастьян поднялся, ухватил ее тело ослабевшими руками, закинул себе на спину и медленно, стараясь не наступать на молодые розовые кусты, поднес к могиле. Бережно спустил вниз, усадил поудобнее, сложил ее руки на коленях, прикрыл голову корсетом и удовлетворенно вздохнул. Это было то, что надо. Мальчик