Нью-Йорк – Москва – Любовь. Анна Берсенева

внучкой. Собственно, Алиса была не только любимой, но и единственной ее внучкой. Бабушка даже сама придумала ей имя – в память актрисы, с которой дружила в юности, когда еще жила в Москве. Актриса эта, судя по фамилии – Коонен, наверное, была шведка или финка, но бабушка называла ее великой русской актрисой. И Алиса никогда не сомневалась, что так оно и есть, и гордилась своим именем. Она даже просила друзей не называть себя Элис, как следовало бы по-английски. Она для всех была Алиса.

      Алиса тряхнула головой, освобождаясь от воспоминаний. Вообще-то она любила вспоминать бабушку и помнила ее очень хорошо, хотя та умерла, когда Алисе было всего тринадцать лет. Но при всей своей ясности воспоминания о бабушке почему-то требовали сильной душевной сосредоточенности, а ей сейчас надо было сосредоточиться только на предстоящей вокальной разминке. А потом – на танцевальной разминке, а потом – на степ-разминке, а потом – на общей репетиции… А вечером надо было думать только о спектакле, и думать о нем надо было всем телом; так Алиса это называла. Иначе его просто физически невозможно было сыграть так, чтобы он стал праздником, каким задумывался двадцать лет назад в Нью-Йорке и каким становился из вечера в вечер на множестве мировых сцен; вот теперь и на московской. История про девушку из провинции, которая приехала в Нью-Йорк и стала великой актрисой, трогала сердца с неизменностью, не знающей географических отличий.

      Алиса нарушила режим, позволив себе не выспаться ночью, хотя бы и после вчерашнего выходного, потому и лезли теперь в голову отвлекающие от работы мысли, а в душу – будоражащие воспоминания.

      Она закрыла глаза, посидела так с минуту, потом открыла глаза и сразу увидела себя в зеркале. Это была ее собственная, специально придуманная уловка: открыв глаза перед зеркалом, в течение нескольких секунд можно было видеть себя в нем не изнутри, как обычно себя только и видишь в зеркале, а словно бы со стороны. И этот краткий взгляд со стороны выявлял все недостатки, которые следовало немедленно устранить.

      Но сейчас Алиса никаких существенных недостатков не заметила. В глазах у нее стояло выражение сосредоточенности и нервности, а значит, она готова была работать.

      И она выключила свет и пошла работать.

      – Я думал, ты скажешь про зубную щетку.

      Глаза Марата блестели в полумраке темно и ярко. Как могут сочетаться тьма и яркий блеск в одних глазах, Алиса не понимала. Но в его глазах это было именно так.

      – А что я должна была сказать про зубную щетку?

      Все-таки она понимала не все оттенки его слов – не все их смыслы. Но это не раздражало ее, а, наоборот, будоражило, заводило загадкой.

      – Ну, что у тебя нет с собой зубной щетки, и поэтому ты не пойдешь ко мне ночевать.

      – А!.. – засмеялась Алиса. – Да, я об этом подумала. Но только потом, когда уже была у тебя. А еще потом – опять забыла.

      Может быть, она забыла про зубную щетку только от усталости. Когда она выходила вечером из театра, то чувствовала во всем теле, и в голове тоже, такую опустошенность, в которой не было никаких мыслей и быть не могло. И