Достигаев и другие. Максим Горький

католическая церковь пользуется в службе богу языком латинским.

      (Поп Иосиф, свернув козью ножку, закурил.)

      Павлин. Однакож крепость и сила римской церкви от сего не страдает, и даже удары еретиков, подобных Лютеру…

      Нестрашный. Брось, отец Павлин! Речами накормлены мы вполне достаточно, даже до тошноты.

      Троеруков. Погодите, дайте послушать.

      Нестрашный. Сколько ни глотай воздух, сыт не будешь…

      Павлин (сердито). Вы, почтеннейший Порфирий Петрович, равно как и всё сословие ваше, волею грозной судьбы ввергаетесь в область политики, опаснейшую для неискушённых в ней. А потому вам необходимо знать, что всё понятное обнаруживает себя как вреднейшая людям глупость, истинная же и святая премудрость скрыта в непонятном и недоступном ухищрениям разума…

      Лисогонов. Верно. Ох – верно!

      Троеруков. Как во сне живём. Чёрт те что…

      Павлин (напористо). Религия есть оружие против соблазнов и козней диавола…

      Нестрашный. Я против религии не спорю.

      Павлин. И, как всякое оружие защиты, религия подлежит развитию и совершенствованию. Посему: если мы лишились светского главы – необходимо оную заменить духовной. В Москве поднят вопрос об избрании патриарха…

      Нестрашный. Ты скажи, что нам делать, нам?

      Лисогонов. Нам, друг дорогой, хоть сатану давай, – был бы порядок, вот как дело-то стоит.

      Троеруков (грустно). Что-то, друзья, будто не то делается нами! Всё беседуем. А вот – бабы… им революция не мешает. Они своё дело не бросают… Огурцы – посолили, капусту – заквасили, грибы…

      Достигаев. Губин идёт…

      Павлин. Встреча с этим… лиходеем нежелательна! (Быстро идёт к двери направо, заметил Иосифа.) Ах, это вы, отец Иосиф, махорку курите? Как же это вы здесь – махорку, а?

      Иосиф. Нечего покурить-то, нечего!

      Павлин. Воздержитесь! Здесь – не трактир.

      Нестрашный (толкая его к двери). Иди, а то скандал будет…

      (Павлин, Нестрашный ушли, за ними Лисогонов, неплотно притворив дверь, выглядывает в гостиную. Губин идёт из зала – тяжёлый, толстый человек с оплывшим лицом и наглыми глазами. Его сопровождает Алексей Достигаев.)

      Губин. Вот это и есть – она?

      Алексей. Да.

      Губин. Рыжая, в платье сопливенького цвета?

      Алексей. Да, да… Жанна Густавовна.

      Губин. Ничего, заметная стервоза! Вот эдакие бабёнки вредных лет…

      Алексей. Вы хотели сказать: средних лет?

      Губин. Я говорю как хочу. Вредных лет, значит – между тридцатью и сорока. Самые интересные. Понял?

      Алексей. Не совсем.

      Губин. Отец умнее тебя, хотя… тоже не Бисмарк! Ну, айда шампань лакать, баболюб.

      Иосиф. Достопочтенный Алексей Матвеевич…

      Губин. Чего?

      Иосиф. Богом вас прошу – заплатите за гусей, коих вы перестреляли…

      Губин. Ага! Это – ты? Так я же тебе сказал: подавай в суд.

      Иосиф.