Власть земли. Глеб Успенский

заговорил:

      – Отдай я чужому свою скотину? Помилуйте! Да позвольте сказать, вы вот говорите: делить хлеб… Хлеб в наших местах без назему не родится… Позвольте узнать, как же по вашему плану будет с навозом?

      – Будут возить, как и теперь. Ведь теперь покупают назем?

      – Это верно. Что так, то так… Но позвольте сказать…

      – Ну и тогда так же рассчитать. Теперь воз – тридцать копеек, и тогда – по возам, а вместо денег – хлеб. Вы пахали, возили навоз – вам и за пашню и за навоз.

      – Да не про то я говорю, это действительно учесть можно; а как уравнять назем – вот о чем мои слова! Теперь я везу назем кониный, а другой какой-нибудь плетется с коровьим – какое же может быть тут равновесие?

      Я не знал, что сказать, потому что никогда не предвидел такой тонкости.

      – А другой, – все более и более входя в интерес предмета, горячился Иван, – а другой объявляется с свининым – тут как сыскать правду?

      – Да не все ли это равно?

      – Все равно-с? – Ну это уж извините. Кониный или коровий, или возьмем птичий или же свининый – тут, окончательно сказать, небо и земля, а не все равно… Коровий назем дает хлеб метелкой, он топорщится, и зерно у него легкое. Птичий… Да за что же я, позвольте вас спросить, имея в своем хозяйстве, например, кониный или гусиный, например, самолучших сортов, – за что же я должен, что он там, мошенник, ворует лошадей и ему Сибири, каналье, мало, – за что я, коль скоро у меня в хозяйстве все как следует, должен хлеб получать с мусором?

      – Да ведь много ли тут разницы?

      – Да позвольте!.. Лошадь я отдай, хлеб мне с помесью – за что?

      – Зато всем лучше.

      – Да лучше я ему и другую руку переломлю, чтоб он не воровал; а то, помилуйте, все у меня в хозяйстве припасено, а тут мне с свининого да с коровьего… Да тьфу! За что? За что я должен пострадать… через подлецов или как прочих негодяев?.. Нет, не выйдет этого… Да нет, нет! Это и думать даже… Помилуйте, лошадь… да как же можно, чтоб я, хозяин, доверил кому-нибудь?.. Навалят мне на пашню неведомо чего, а я при своем при полном… Нет, не выйдет!.. тут с одним наземом греха наживешь… Или взять так: я привез кониный, а сосед куриный… Ну возможно ли ему – сами вы подумайте, возможно ли ему – дать согласие, что хотя бы даже и с кониного получить? Ведь куриный, птичий, все одно червонец… За что же он должен?.. Да нет, нет! Тут никаких способов нет… Как можно! Какой же я буду хозяин?

      Миллионы самых тончайших хозяйственных ничтожностей, ни для кого, как мне казалось, не имевших решительно ни малейшего значения, не оставлявших, как мне казалось, даже возможности допустить к себе какое-либо внимание, вдруг выросли неодолимою преградой на пути ко всеобщему благополучию… Горячность, даже азарт, какой овладевал Иваном во время этого монолога, доказывали, что эти ничтожности задевали его за живое, то есть за самое чувствительное место его личных интересов. Слушая его, я не возражал, но только дивился: человек, который при «хорошей жизни», «на воле», «на свободе» не жалеет денег