Париж на час. Анна Данилова

случая как-то не представлялось. Так вот, у нее тоже были такого же цвета волосы. Да только ухоженные, блестящие, волосок к волоску. Представляю, сколько времени у нее по утрам уходит на укладку феном.

      И тут я, разглядывая украдкой эту мадам, вдруг поняла, что она как-то уж очень сильно смахивает на эту мою соседку. Быть может, я бы так и не решилась к ней подойти, если бы вагон как-то неожиданно не опустел, словно все москвичи передумали в него садиться. Или время уже было позднее, и все уже вернулись с работы. Словом, когда в вагоне остались всего три подростка, о чем-то оживленно спорящих в дальнем углу, которым уж точно не было никакого дела до этой рыжей (а потому я не рисковала быть осужденной посторонними за то, что заговорила с ней), я встала, присела рядом и, не глядя на нее, тихо спросила:

      – Вы – Катя?

      Вместо ответа она застонала, как-то моментально сдвинув расслабленные до этого бедра, сомкнула их и принялась одергивать юбку.

      – Добрый вечер, – проговорила она, разлепив губы.

      В это время вагон как раз прибывал на нашу станцию, женщина с трудом поднялась и, придерживаясь за живот, направилась к дверям. Только тогда я обратила внимание на то, что у нее нет при себе ни сумки, ни пакета, ничего! Темная куртка, синяя юбка, голые ноги и черные кожаные сапоги на каблуках.

      Да, это точно была она. Когда мы вышли на перрон, где я смогла ее рассмотреть получше, сомнений уже не оставалось.

      Я решительно подхватила ее под руку, и мы отправились к эскалатору.

      – Я помогу вам…

      Вот так мы с ней и познакомились по-настоящему. Я привела ее к себе домой и даже позволила пройти обутой в кухню. Ничего, подумала я, потом полы подотру.

      – Катя, что с вами случилось? Может, вызвать полицию?

      Она подняла голову, посмотрела на меня и сразу же заплакала, словно, оказавшись в безопасности и осознав это, позволила себе выразить свои чувства. Слезы покатились по ее щекам.

      – Нет-нет, я не стану заявлять.

      Я не стала ее ни о чем спрашивать, ясно же было, что ее изнасиловали. Иначе откуда эти голые ноги в холод и синяки на ляжках. Я наполнила ванну горячей водой и сначала подумала, что она постесняется при мне раздеваться, но потом поняла, что она нуждается в моей помощи. Словом, я раздела ее в ванной комнате, с ужасом отмечая какие-то жуткие пятна на ее несвежем белье (стоимость которого я профессиональным взглядом продавца торгового центра оценила довольно-таки высоко!), посиневшую ссадину на пояснице и множество других следов на теле, и помогла забраться в ванну.

      Потом сама лично намыливала губку и осторожно, покрываясь сама мурашками от чужой боли, проводила ею по телу Кати. Она была очень слаба.

      – Уж не знаю, что там с вами случилось, – в какой-то момент меня все-таки прорвало, – но надо было бы сначала все-таки поехать в больницу, снять побои, сдать анализы… Надо наказать этого гада!

      – Га-дов, – уточнила она, горько усмехаясь. – Их было трое. Хотя я приехала на