Убить админа. Рина Осинкина

и на лбу, и на пузе, и еще где-то. Училки в истерике, чуть не ОМОН вызывать собираются, а кто-то сюда позвонил. Лидушка сразу в школу прибежала и давай разборку устраивать! Они на нее орут, но ее фиг собьешь! Прикинь, отбила! Еще и пригрозила, что сама жалобу в районо подаст, потому что не воспитывают своих подрастающих уродов и за порядком в школе не смотрят, и дедовщину им еще приплела. И говорит, скажите спасибо, что в детской комнате полиции дело заводить на вашего ученика не будем! Так все обернула и такого страху нагнала, с нами потом директор школы за руку здоровался. Шучу. И заметь, на их территории про наших ни одного слова плохого, тем более бранного, от нее не услышали.

      Шли от школы так чинно-благородно, просто картина маслом. А как пришли, как двери за нами закрыли, тут началось! Один Сергуня не пострадал, а старших всех картошку чистить назначила, на неделю, ну и отчихвостила защитничков, только что по шеям не надавала, потому что, говорит, испугалась за вас, балбесы, ведь как угодно ситуация сложиться могла, и до сих пор еще не все ясно. Велела в следующий раз ни во что не ввязываться, а сразу же за ней бежать. Потом у нее давление сильно повысилось, но неотложку вызывать не стала. Говорит, напряжение нужно снять, оно в норму и придет. Так они втроем в кабинете у Усмановны напряжение коньячком снимали, Сергуня и Павлик чего-то рядом забыли и слышали, как тетки ржут, а потом Лидушка им сказала: «Что-то, девки, мне кажется, что следующий раз не скоро будет», – и опять они грохнули. Напряжение-то снялось, понятное дело.

      – А кто третий-то с ними был? – осторожно спросила Катя. – Бухгалтер Скелетонов, что ли?

      Она нарочно про Скелетона спросила, понятно же, что не он, но ей хотелось Вику хоть немножко, на короткое время, отвлечь, а потом уж полегче будет, с каждым днем будет легче, Катя знала. Плохое уходит, хорошее остается навсегда. У нее в памяти тоже живет веселая мама и добрый отец, а все другое, тяжкое, всю ту прошлую невыносимую жалость, боль и ужас потери Катя почти изжила. Так. Надо отвлечься.

      – Или медсестра Галочка?

      – Нет, ну ты чего, теть Кать, Галочка недавно же у нас. С Кларой Григорьевной они квасили, секретаршей нашей. Клара Григорьевна вместе с Лидушкой в академии какой-то преподавала, она училка бывшая, истории, прикинь? А теперь в приемной перед Лидиным кабинетом сидит.

      – А, да, помню. Видела ее как-то. Многозначительная такая бабуля, только пенсне не хватает. Надо же, коньячок кушает!

      Стало тихо. Викуся смотрела на свое отражение в темном вечернем окне, и о чем она думала, Катя не знала, а Катя думала, что Лидию Петровну не вернуть, какая тогда разница, кто ее убил, безжалостно затянув нелепый шелковый шарф на беззащитной шее немолодой директрисы, которую, оказывается, так любили ее воспитанники.

      Она представила себе, как Гена лежит сейчас на своей казенной койке, отвернувшись от всего мира, а рядом, в этой же самой спальне на восемь человек, тихонько переговариваются, переругиваются, пересмеиваются его товарищи, занятые обычным вечерним ничегонеделанием,