Юность. Музыка. Футбол. Роман Редисов

а органично вписывались в контуры безупречно выбритых черепов. Они шли как хозяева своих дней, их глаза светились отвагой и смыслом. Мало сделать осознанный выбор, но быть верным ему до конца – вот долг настоящего воина. Ни угроза, ни разум, ни блажь, ни инстинкт не смогли бы смутить их решимость. Они шли, тяжелым, но ровным шагом навстречу судьбе, жребию, доле. И теперь, когда выбор был сделан, любая иная возможность казалась нелепой и сказочной. Никто и ничто не могло сбить их с толка, и их курс был незыблем. Позади оставались все те, кто привык отступать с полпути, кто готов утешать себя малым. Впереди же их ждали подвиг, радость битвы и смерть. И кто-то уже наполнял для них чашу Грааля. Вагонные двери открывались и хлопали одна за другой, пока за очередной наконец не возник ресторан.

      «Конечно, конечно, Иван Трофимыч, в понедельник все сделаю! До свидания», – с энтузиазмом заверил Ботаник и положил телефон на стол. Иван Трофимыч был его питерским шефом из головного офиса небезызвестной страховой компании, во владимирском филиале которой служил сисадмином Ботаник. Работу свою Ботаник ценил: в ней требовались мозги, да и платили нормально.

      За окном среднерусские мартовские пейзажи заливало вечернее солнце. Поблуждав взглядом среди позолоченных голых крон, он скользнул по покрытому снегом полю, пробежался по фасадам деревянных домов, проскакал по конькам их крыш, и, скатившись с одной из них, увяз в придорожном кустарнике. Обратно запрыгнув в поезд, он мысленно проник в вагон-ресторан, где два его кореша, Быдло и Ойойой, вовсю уже звякали да брякали рюмками-бутылками. Молнией вылетел оттуда, с облегчением выдохнув, и, шагнув через устланный остатками «разогрева» стол своего купе, усадил свой взгляд на место напротив. Место было не занято.

      Тем временем за окном кусты, столбы и деревья заполнили весь обзор. Кусты, столбы и деревья, как закольцованный видеоряд, пошли бесконечно – столбы и деревья, и снова – кусты… Уж третью минуту кряду. Сверху было немного неба. Ботаник посмотрел на него с интересом, будто видел впервые, и словно не зная – что это такое. И, глядя туда, у кого-то спросил: «Почему я здесь? В чем же смысл моего путешествия?».

      Он спросил: «Почему я опять вписался на гребанный выезд?».

      «Нет, все-таки, блин, что прельстило меня? Непременный нажир&угар? Вероятные траблы с ментами? С вражеским фанатьем? Полнейшая разруха тела и духа на обратном пути?»

      В последнее время ощущенье того, что радость подобного блудняка оставляла его фанатскую душу, становилось все более явным. Однако поделиться такими подозреньями со своими корешами он пока не решался – ведь те имели гнусную привычку жестоко чморить всякого, кого сочтут уклонистом.

      А душа вожделела иного…

      «Интересно, – думал он, – а вдруг на свободное место в Москве сядет симпатичная телка…

      Но как мы начнем с ней общение?

      Скажем, она раскроет и начнет читать книгу. Книгу Уэлша. Например, «Дерьмо». Или «Порно». Тут я спрошу: «Вам нравится «Дерьмо»? Хотя конструктивнее было бы «Порно»… Ну ладно, пусть так: «Вам нравится Уэлш?».

      И понеслась…

      Или, например, девушка в наушниках, что-то слушает. Наконец, вынимает их, и в этот момент мне звонят. А на телефоне тема SYDNEY CITY TRASH. Она хлоп по ушам – а наушников нет, смотрит на свой телефон – он молчит… Наконец, понимает, что это – у меня! Улыбается в счастливом удивлении – ведь это ее любимая группа!

      И все. Копец! Мы глядим друг на друга и понимаем: вот мы и встретились наконец…»

      Мобильник Ботаника и впрямь вдруг завибрировал. Звонил Ой-ойой:

      – Ты как там, жив? Хорош дрочить.

      – Да иду я, в пути, – промычал фантазер, выходя в коридор.

      – Желаю, чтобы всех! – объявил торжественно Быдло, и рюмки со звоном встретились.

      Столичный Курский вокзал не только предоставил перрон для освежающего перекура, но и ожидаемо внес свежую струю в непредсказуемое течение вечера для пассажиров поезда 88. Уже через несколько минут после отправления вагон-ресторан был забит одними фанатами. Московские фаны братались с владимирскими, находили общих знакомых, обсуждали совместные выезда, делились веселыми курьезами, хвастали жесткими траблами, обменивались новостями.

      – Быдло, – обращался к тому москвич Квакер, – Приезжай через неделю с псом. На игру сходим и Бастарду прослушивание устроим.

      – Бастарду – прослушивание? Это – в смысле? – не понял Ойой-ой.

      – У друганов моих группа. – Пояснил Квакер. – СС. То есть – СОБАЧЬЯ СУДОРОГА. Парни рубят грайндкор, а на вокале – питбули – Ле Со и Бэтти. Так вот, Ле Со последнее время как-то зачах, загрустил. Зазвездился он что ли? Стал капризный, пропал драйв, скулит да воет, в основном. В лирику, в общем, ударился. На Бэтти плохо влияет. А парни-то стиль менять не хотят, ищут теперь замену. Вот я и вспомнил – у Быдло же нашего Бастард есть. Хоть не питбуль, а этот…

      – Чихуахуа, – напомнил Быдло.

      – Вот и я говорю, – согласился Квакер, – не всё ли равно? Привози, пацаны посмотрят. Слух есть – будет петь.

      – Хе-хе, а чего? Так-то он голосист, –