Голестан, 11. Бехназ Зарабизаде

Еле добравшись до лестничной площадки третьего этажа, я остановилась. В этот момент кто-то из соседей открыл дверь и предложил:

      – Прошу вас, Фереште-ханум, заходите к нам и отдохните немного. Позже продолжим путь вместе.

      – Спасибо большое, мы уже дошли, – ответила за меня одна из медсестёр. – Оставшийся последний этаж мы осилим.

      С верхнего этажа доносились голоса людей, произносящих салаваты, а запах гармалы распространился по всему дому. От слабости мои ноги не переставали дрожать, но мы всё же добрались до четвёртого этажа, и я почувствовала огромное облегчение.

      В комнате светлой и тёплой квартиры, в которую мы вошли, были раздвинуты шторы, и солнечные лучи падали на ковер. На полу возле батареи была застелена постель, на которой уже лежал мой сын. Медсестра помогла мне присесть, и я аккуратно убрала одеяльце с его румяного личика, испытывая неописуемую радость. Наш малыш беззаботно и тихо спал. Соседки и обе медсестры сели рядом со мной. Оглядевшись вокруг, я увидела две фотографии в рамках, на них были изображены Амир и Али. Я сказала про себя:

      – Али… Ты видел нашего малыша? Видишь, какой он красивый?

      Комок в горле с новой силой дал о себе знать, и я изо всех сил старалась сдерживаться, чтобы не проронить ни одной слезы. Мансуре-ханум очень любила своих детей…любила Амира, Али, Хаджи Садега и Марьям. На обеих фотографиях висели белые лилии, которые Мансуре-ханум сама бережно и заботливо привязала.

      Марьям зашла в комнату, неся на подносе чай, и раздала его гостям, а Мунире-ханум, жена Хаджи Садега, расставила тарелки и предлагала сладости. За последние месяцы эта квартира столько всего успела увидеть, неожиданно наполняясь то гостями, то слезами, то криками боли.

      В тот день, когда погиб Амир, Мансуре-ханум на кухне этой квартиры упала в объятия Али и стала рыдать, целовать и заклинать его словами:

      – Али, ты видел Амира?

      Али тихо плакал… И я никогда не забуду те слёзы.

      Попрощавшись, медсёстры ушли, а соседки, выпив чая и отведав сладостей, по одной подходили ко мне с поздравлениями. Поскольку я была очень уставшей, голова кружилась, а тело ныло от слабости, я решила прилечь и тут впервые услышала плач малыша. В комнату тут же вбежала мама и взяла его на руки.

      – Он проголодался. Смотри, как он кривит ротик, ему надо поесть.

      Сказав это, она села рядом, взяла кусочек сладостей с тарелки и принялась меня кормить. Я почувствовала, что силы стали возвращаться ко мне. В этот момент к нам зашла Мансуре-ханум и протянула мне стакан сладкого шербета:

      – Выпей, чтобы твоё молоко стало сладким.

      Мама взяла стакан и стала меня неторопливо поить. Я почувствовала прилив сил и взяла на руки своего сына, который, двигая губками, словно искал что-то. Завёрнутый в своё белое одеяльце, он казался ещё краснее и меньше. Он был такой хрупкий, что мне было страшно обнять его. Как только он принялся сосать молоко, бабушки с удовольствием выдохнули. Он сжал свои маленькие кулачки, и я, разжав