Черный рассвет (original mix). Леонид Т

тно распаковал его и приготовил раствор.

      – Пап, я все доделала! Теперь мне можно погулять? – радостно спросила Ева.

      – Хорошо. Оставь тетради и учебники на столе и можешь идти, – ответил я. – И, надеюсь, тебе не надо напоминать о правилах?

      – Мы будем играть с Дашкой во дворе, и ты сможешь видеть меня из окна.

      – Договорились, – сквозь зубы проговорил я, сжимая в них колпачок от шприца.

      По поводу правил мне всегда напоминала моя мама, а заключались они в том, чтобы видеть меня из окна, когда я находился на улице. В детстве другим детям родители тоже запрещали покидать родной двор и поэтому у каждого ребенка были свои предположения о том, как выглядит мир за его пределами. У одних где-то жили бабушки с дедушками, и они любили рассказывать, как катались к ним на трамвае или машине, и мы обожали слушать такие рассказы – ведь то, что сейчас для нас является обыденным, тогда казалось увлекательным приключением.

      Но самое странное, что мне когда-либо приходилось слышать о мире вне родного двора, я помню до сих пор. Один мальчик (он был младше на пару лет) сказал, что мира вокруг двора просто не существует.

      – Как не существует? – хором спросили мы с ребятами.

      – Просто там ничего нет, – смущенно проговорил он. И тут же уверенно добавил: – Это мне, между прочим, папа объяснил.

      Конечно, тогда мы высмеяли бедного парня, и бедолага в слезах ушел домой. Но сегодня, спустя практически двадцать лет, его слова уже не кажутся мне такими глупыми.

      После короткой ностальгии по детству я вернулся в суровую действительность. Подойдя к зеркалу и приспустив штаны, механическим движением поставил себе укол.

      – Когда же это наконец закончится? – вслух спросил я у небритого отражения и, надев штаны, пошел обратно на кухню, чтобы выпить таблетки.

      2. Исход

      Я мысли выжимаю из своей же головы,

      Пытаясь превратить их в дорогостоящий сок,

      Но, видимо, еще не поспели плоды,

      Поэтому сыплется дешевый песок.

      Ну а может быть, дело не в этом?

      Может быть, дело в другом?

      Что же мне делать с ответом?

      Ладно, узнаю потом…

      Хотя нет, подождите, промелькнула догадка, —

      Причина таится в груди:

      Это то, что так колотится гадко,

      Перекрывая моим мыслям пути.

      Хотя нет, не сердце само виновато,

      А занозы, сидящие в нем, –

      Чувства, которые впились когда-то,

      Холодным декабрьским днем.

      И вот уже двадцатую осень

      Я выжать пытаюсь нектар,

      Жалко одно – что у чувств ни попросишь,

      Мысли превращаются в пар…

      «Очередное говно!» – подумал я и, смяв клочок бумажки с нацарапанным карандашом текстом, швырнул его в мусорное ведро и не попал. Допив бутылку пива, пошел спать, раздраженный тем, что завтра надо успеть в институт к первой паре.

      ***

      – Сынок, вставай! Опять опоздаешь, ты что, совсем не слышишь будильник? – спросила мама.

      Конечно же, я слышал будильник, и, как только он зазвонил, я сразу же его отключил и продолжил спать, хотя прекрасно знал, что чудо не произойдет, и мамка в любом случае придет меня будить, как это было уже не раз.

      – Мне сегодня ко второй паре, – раздраженно ответил я, хотя понимал: более глупого ответа в этот момент придумать было невозможно, так как накануне вечером сам сказал ей, что мне к первой паре, и к тому же у меня две «лабораторки», которые прогуливать никак нельзя, ведь из-за них могут не допустить к сессии.

      – Опять врешь? – сурово спросила мамка. – Сколько это будет продолжаться? Ты еще с той сессии не все хвосты закрыл!

      С этим было сложно поспорить, и от этого я еще сильнее злился, демонстративно накрывая голову подушкой, чтобы она поняла: я не желаю в очередной раз слушать ее причитания.

      – Значит, так, даю тебе неделю, чтобы ты закрыл все хвосты, понял?

      – Угу, – безразлично промычал я из-под подушки, лишь бы только она отстала.

      – В воскресенье покажешь мне зачетку, и не дай бог там окажется хоть один пробел! – строго ответила мамка и ушла собираться на работу.

      Делать нечего, надо было вставать и собираться в универ, потому что я знал: мама уйдет на работу только часа через полтора, а до этого, пока я не встану, она будет пилить меня.

      Надо признаться, что я вообще не горел желанием учиться, и вот такие утренние «процедуры» стали происходить все чаще и чаще. Я не могу назвать точной причины отсутствия у меня интереса к учебе, но мне не нравилась ни моя специальность, ни направление, по которому я учился. Что касается вуза, то это был «середнячковый» филиал столичного технического университета. Поэтому перспектива проработать всю жизнь на заводе