Межзвездный экспресс. Филип Рив

им отдавал не то лично император, не то сами Стражи.

      Малик ясно помнил высокие потолки особняка, искусную лепнину, ветхие кисейные занавески, через которые сочился болезненный свет местного солнца. Он до сих пор помнил, как Ворон ошеломленно поднялся с кресла, когда Малик ворвался в комнату, и как удивился еще сильнее, когда Малик дважды выстрелил ему в грудь, а затем еще раз в голову. Гравитация там была слабая, пустая обойма медленно упала, вращаясь в воздухе, а тело лениво осело на пол.

      Несколько дней спустя он убил Ворона снова, на этот раз на курорте Галатавы. И снова тот казался удивленным. Но с тех пор миссия становилась только сложнее. Железнодорожные войска сообщали, что Ворон не осмеливался пользоваться Морем данных, но каким-то образом он все же получал новости, знал, что за ним идут. Иногда он убегал: Малик помнил, как стрелял Ворону в спину, когда тот бежал по крышам жилых яхт водного города на Ишима Прайм, как вызывал ракетный удар на Кишинчанде, чтобы разгромить стремительно несущийся автомобиль Ворона по горной дороге. Иногда Ворон пытался торговаться и даже предлагал взятки. Поняв, что это не сработает, он начал наносить ответные удары. Убил двух товарищей Малика натяжной миной-ловушкой на Наге, а потом выманил отряд в море гидрата метана в каком-то тупиковом безвоздушном мире, и еще двое погибли в его обжигающе холодных глубинах. На Чама-9 он заразил «Пест-контроль» ужасным вирусом, который разъел брандмауэры поезда и уничтожил его мозг. (На этот раз Малик позаботился о том, чтобы Ворон умирал медленно и мучительно. Он любил этот поезд.)

      Вообще, это была просто очередная миссия, но как-то незаметно она приобрела личный оттенок. И не только потому, что Ворон убил товарищей Малика и пытался убить его самого; Малика многие хотели убить, и он не испытывал к ним ненависти за это. Но убивать одного и того же человека снова и снова, видеть одно и то же лицо сквозь прицел то в одном мире, то в другом – Малик словно оказался запертым в кошмарном сне или в какой-то мучительной, без конца повторяющейся игре.

      А еще возникло чувство, будто Ворон жульничает. Малик был уже не молод. Тело старело у него на глазах: раны затягивались медленнее, от тяжелых нагрузок болели суставы. Волосы стремительно редели. Он начинал понимать, что жизнь дает нам лишь один шанс, а его жизнь уже наполовину прошла. Но с Вороном все было иначе. Когда он начинал чувствовать, что тело его подводит, просто сбрасывал одну оболочку и создавал нового клона. Когда Малик понял, как много шансов было у Ворона, сколько тел он использовал, убивать противника стало удовольствием.

      – Почему все твои тела выглядят одинаково? – спросил он Ворона на Луна Гранде, прежде чем выстрелить в него. – На твоем месте я бы создавал разных клонов. Экспериментировал бы с полом, с цветом кожи.

      Ворон ответил:

      – Я хотел сохранить индивидуальность. Если бы каждый раз, смотрясь в зеркало, я видел новое лицо, то мог бы забыть, кто я на самом деле.

      – Скоро ты станешь никем, – заметил Малик и убил его снова. Это определенно упрощало его задачу,